Платина и шоколад - Чацкая Настя

Его плечи напряглись ещё больше.

Конечно, он помнил. Распахнутые, перепуганные глаза, когда Грейнджер увидела, что Драко стоит прямо перед ней. Тонкие пальцы, комкающие пергамент, оборвавшееся на вдохе дыхание. Невозмутимый Ральд, вычищающий свои перья на подоконнике.

Ярость.

На то, что грязнокровка прочла письмо.

Письма, которые даже Драко не всегда позволял себе раскрывать, а она взяла и…

И это оказалось так просто. Он ненавидел её тогда за то, что она показала, как просто — взять и прочесть. Узнать содержимое. А Малфой не мог себя заставить скользнуть глазами дальше первых строк.

Этих пустых. Этих вседозволенных. Этих... да, этих непростительных. "Мой сын Драко".

Прочитав которые, хотелось содрать себя с собственных костей и выть. Просто потому, что писал их чужой человек.

После того, что случилось, ему слишком часто хотелось выть.

— В письме было обозначено это имя.

— В каком контексте? — слишком быстро.

Он спросил это слишком быстро, чувствуя, как леденеющие пальцы сжимаются на предплечьях, и...

Господи, у него едва не сорвался голос.

Он не собирался спрашивать. Он собирался сказать, что ему всё равно. И сказал бы, если бы не это имя.

И не включённый моментально анализ в голове.

Нарцисса писала о Логане. А это значит… нет. Этого просто, чёрт, не может быть.

От ощущения, будто между рёбрами ползает скользкая, липкая и прохладная змея, захотелось поёжиться. Страх.

Родной, знакомый до мурашек.

Грейнджер, блин, давай же, говори. Говори, ради Мерлина.

Скажи какую-то незначительную глупость, чтобы я смог вздохнуть. Ещё хотя бы раз.

— Она, — Гермиона нахмурилась, расцепляя и вновь переплетая пальцы, — писала, что её посетил мужчина по имени Логан. И она не помнит, были ли у неё знакомые с таким именем. И… он чего-то хотел от неё. В общем, я не знаю, важно ли это, я просто вспомнила и… и решила сказать. Вот.

Она замолчала.

Громко треснуло полено в камине. На решётку осыпался угасающий сноп искр.

Малфой смотрел, как Грейнджер молчит.

Смотрел, чувствуя себя обрывом, с которого только что соскользнула чья-то нога. Сорвала мелкие камни и грязь. И они покатились… сначала почти бесшумно. Почти незаметно.

Из-за секундного онемения в серых глазах.

А затем… вдруг, облавой, жахая, разбиваясь, срывая другие комья, и вот… вот уже целая гора летит вниз, погребая под собой всё. Сталкиваясь, разрываясь этим именем. Ненавистным именем… именем из его головы. Ускоряя дыхание до ломоты в лёгких.

Логан. Он был здесь. В этой гостиной, на этом месте. Блять, если бы Драко знал, запустил бы в него Авадой прямо там, при херовом Оливаре, при Дамблдоре. Никто бы не остановил.

Никто.

Потому что это его. Логан лезет туда, куда нельзя. Никогда. Никому. Никому не позволено лезть в его личное. Его дом. Его мать.

Малфой смотрел. Не мог пошевелиться от смутной догадки, рождающейся где-то на задворках мысли. Ловя настороженный взгляд гриффиндорки. Слыша, как с рёвом, с грохотом уничтожается что-то внутри.

Разрывается. И всё. Это ёбаное крушение, оглушающее, сотрясающее, уничтожающее. В полной тишине.

— Он был в Мэноре.

И от собственного едва слышного голоса его продрало дрожью. Сердце лупило в груди.

Ещё тогдаон был у матери. И с тех пор — ни одного письма.

«посетил мужчина…»

«чего-то хотел…»

Сдержанность. Неприступность. Закрытость.

Наружу. Всё, нахер, наружу. За момент.

Страх. Маски. Просто… одна за одной. Как карты по ветру. Надежда. О, да, блять. Малфой слышал, как хрустели её кости, выворачивались суставы. Как она умирала, разразившись криком. Таким, что начало двоиться в глазах.

Надежда умирает последней.

Нет, блять. Ложь.

Эта сука сдохла раньше, чем Драко появился на грёбаный свет.

— Сука!