Платина и шоколад - Чацкая Настя

Будто кто-то просил. За уши притянул в ванную комнату. Он скривился.

— Твою мать, тише…

— Нет! Не тише, иди ты на фиг, я видела твой взгляд! Ты готов был сделать это! Какого чёрта, я тебя спрашиваю!

Интонации исключительно восклицательные — вопросом там и не пахло.

Что, Грейнджер? Страшно, когда смотришь вот так и проектируешь смерть, которая, ты знаешь, сейчас произойдёт. Я знаю, страшно. В моей голове это безвылазно.

— Успокойся.

— Нет, ты расскажешь мне! — снова замахнулась и впечатала ладонь ему в грудь. На этот раз он не двинулся. — Ты расскажешь и поклянёшься, что никогда, — никогда, Малфой!— понял меня, или нет, не посмеешьбольше и помыслить об этом, ты понял?!

Теперь они оба дышали, словно обежали вокруг Хогвартса по пять кругов каждый.

Как эта девчонка умела заводиться.

За пару секунд из гриффиндорской тихони превращалась в растрёпанную, злую бестию с самыми пылающими глазами на свете. И это я — крайность, а, Грейнджер?

Он смотрел на неё почти в восхищении, наверное, потому что она снова — в четвёртый раз — ударила его в грудь. Драко перехватил руку только из пробудившегося самолюбия. Действительно — сколько можно его лупасить?

Тёмные глаза впились взглядом в его пальцы, сжимающие тонкое запястье. Драко с удовольствием отметил, что прикосновения — его прикосновения — оказывают на неё слегка оглушающий эффект.

— Ты расскажешь мне, — наконец прошипела она, возвращаясь к его лицу. — Немедленно расскажешь. И я действительноне шучу.

Ладонь ощущала, как гриффиндорку трясёт. Надо же. По-настоящему ведь испугалась.

И Малфой вдруг решил — неожиданно. Манерно отпустил, почти оттолкнул её.

— Акцио, палочка, — и со вздохом поджал губы. — Ладно, твоя взяла.

Гермиона так и застыла с поднятой рукой. Моргнула, наблюдая, как он ловит тонкое древко. И через пару секунд выдавила:

— Что?

— Что слышала. Спускайся в гостиную.

— Зачем ещё?

— Ты хочешь поговорить здесь? — ядовито осведомился он, кривя губы.

— Нет, я просто… а ты куда?

Слизеринец остановился у двери в спальню. Обернулся через плечо. Приподнял бровь.

— Брюки переодену. Хочешь помочь?

Нежные щёки тут же вспыхнули румянцем. С возвращением, Грейнджер.

— Нет, я…

— Вот и славно.

И за ним захлопнулась дверь. Он на мгновение прислонился к ней лопатками и прикрыл глаза, окунаясь в темноту комнаты.

Было проще, когда она возвращалась в своё привычное для него состояние. Смущения при каких-либо намёках, никакого — скрытого или не очень — возмущения в глазах. Мерлин. А он ведь почти целиком отвлёкся на неё.

Удивительное свойство гриффиндорки полностью перекрывать собой любую кипящую в душе херню.

Драко оттолкнулся от дерева и шепнул заклинание, заставляя свечи в спальне зажечься прохладными огоньками. Стащил с себя брюки, вновь ощущая дрожь. Не совсем понял, холодно ему было, или жарко — как-то всё сразу и одновременно.

Мерзко. Нужно будет зайти к мадам Помфри.

В гостиную он спускался уже через пару минут, переодетый. Избавив тело от одежды, в которой был там, продуваемый ветром как херов флюгер, Малфой почувствовал себя уютнее.

Вот что за неподходящее слово? И с каких сраных пор он начал его употреблять?

Закатил глаза — сегодня этот жест был в явных фаворитах у слизеринца — и вошёл в гостиную.

Грейнджер переминалась у окна с ноги на ногу, и только сейчас Драко заметил, что — совсем немного, самую малость — на улице начинает светлеть. Или это был не свет — просто бледное лицо настолько выделялось в плотной темноте.

Он так ни разу и не взглянул на часы.

Зато теперь всматривался в застывшую фигуру девушки. Штаны и кофта. Не ложилась, значит. Дежурила?