Платина и шоколад - Чацкая Настя

Никто не побеспокоит её без спросу. Без, мать её, спросу никто даже не взглянет в сторону Гермионы Грейнджер, потому что в ином случае сдохнет на том же самом месте.

И каждый из демонов согласно выл, запрокинув голову. Так громко и сильно, что почти тряслась грудная клетка. Почти рычанием вырывалось дыхание. А Драко недоумевал — когда его дьявольщина, разверзнувшаяся внутри, вдруг выступила вместе со своим хозяином в защиту грязнокровки?

Когда лохматые и костлявые призраки прекратили впиваться в него когтями, терзая?

Потому что.

Сейчас каждый из них был нацелен на одно — обеспечить ей безопасность.

И когда это стало для него настолько важно, что он, к грёбанным чертям, ломанулся в Мэнор против Дамблдорского слова?

Малфой не знал, что будет делать. Он не имел понятия, с чем столкнётся сейчас. В пальцах его застыла палочка, и он знал, что если найдёт Грейнджер в той комнате, о которой писала мать, он останется там.

Будет стоять перед ней, ощетинившись, как животное. И не подпускать к ней никого, пока мракоборцы не разберутся со всеми этими психами.

Он согласен стоять и охранять её, отгоняя каждого.

Пока не станет тихо. Пока она не сможет беспрепятственно выйти из темницы. Вернуться с ним в гостиную старост, которая казалась сейчас чем-то таким отдалённым, словно он не был там не пару часов, а как минимум несколько недель.

А когда они вернутся, он утащит её в душ и вымоет, сам, собственноручно, отмоет каждый сантиметр её красивой кожи, чтобы на нём не осталось налёта страха, чужих — недайблятьмерлин — прикосновений и воздуха этого места.

Чтобы Грейнджер снова улыбалась. Чтобы она сказала: всё закончилось, Малфой. И он бы согласно кивнул. А потом убил бы её за то, что она сделала. За то, что подвергла себя такой блядской опасности.

Или нет. Он бы унёс её к себе и трахнул. Занялся любовью, как в последний раз. А потом обнимал и зарывался пальцами в непослушные волосы. И она уснула бы у него в постели. А потом, глядя в её лицо, задался бы вопросом: а каково это? Жить, не думая о том, что всё херово?

И на секунду он даже почти задался этим вопросом. На секунду. А потом.

Ему показалось или…

Скрип.

И это заставило остановиться, замереть на месте у самого поворота.

Чуткого слуха достиг шорох чужого движения и какой-то отрывистый приказ, приглушённый. Кто это? Уже прибыли авроры или это херов Логан со своей кучкой уродов?

Драко осторожно выглянул из-за угла.

Знакомая дверь открыта. И в неё одна за другой вплывают фигуры. Быстро, неслышно, почти незаметно. И только на одной — последней — удаётся рассмотреть значок Министерства Магии на рукаве мантии. Кровь ударяет в виски.

Вовремя.

Как же вовремя.

И Драко скользит за ними, выдержав дистанцию. Естественно, мракоборец не закрывает дверь. Лишний шум — и они наверняка не собираются выпускать никого оттуда живым. Никому не позволено будет подняться по ступенькам и рвануть к свободе.

Разве только затем, чтобы последовать в Азкабан.

Впервые в жизни Малфой ощутил такую острую благодарность аврорам. За то, что те сейчас сделают. За то, что нужно было сделать ещё давно.

Ступеньки скользили под подошвами туфель, словно были гладким скатом, а Драко даже не замечал их. Они отделяли от него Грейнджер. И он просто спускался вниз, слегка пригнувшись, всматриваясь в дрожащую темноту перед собой и бесшумно втягивая в себя спёртый воздух, в котором уже ощущался знакомый запах. Влажного камня, плесени и вплетение каких-то отвратительно-приторных ритуальных благовоний, от которых голова словно начинала пухнуть изнутри, наполняясь воздухом.

Когда последняя фигура аврора сошла с коридора ступенек, Драко замедлил шаг, пригибаясь ещё немного ниже, заглядывая в арку подземелий.