Дама в черном - Гастон Леру (1993)

Второе: профессор Станжерсон не является Ларсаном, потому что ехал из Дижона в Лион, когда Ларсан находился в Бурге. И действительно, прибыв в Лион на минуту раньше профессора, Дарзаки видели его выходящим из поезда. Но все другие могли в этот момент находиться в Бурге и, значит, могут быть Ларсаном.

Во-первых, там был Робер Дарзак. Затем, Артур Ранс отсутствовал два дня подряд перед приездом профессора и Дарзаков. Он объявился лишь в Ментоне, чтобы их встретить. Госпожа Эдит в ответ на мои вопросы сообщила, что ее муж уезжал на два дня по каким-то делам. Старый Боб находился в Париже. Наконец князь Галич: и того не видели ни в пещерах, ни вне его замечательных садов. Займемся вначале господином Дарзаком.

— Рультабиль, — воскликнул я, — это бесчестно!

— Я это знаю.

— И это глупость.

— И это я тоже знаю… но почему?

— Потому что, — ответил я вне себя, — Ларсан, может быть, гениален. Он способен обмануть полицейского, журналиста, репортера, даже Рультабиля. Он может обмануть девушку, выдавая себя за ее отца, но никогда не обманет женщины, выдавая себя за ее жениха. Матильда Станжерсон знала Робера Дарзака задолго до того, как под руку с ним переступила порог замка Геркулес.

— Причем, она знала также и Ларсана, — прибавил Рультабиль. — Да, мой друг, ваши рассуждения весьма справедливы, но, зная, до каких пределов простирается гений моего отца, я предпочел бы базироваться на более солидных аргументах. Если бы Робер Дарзак был Ларсаном, то Ларсан не стал бы несколько раз показываться перед Матильдой Станжерсон, ибо именно появление Ларсана похищает Матильду Станжерсон у Робера Дарзака.

— Зачем столько рассуждений, — заметил я, — когда достаточно просто оглянуться вокруг. Откройте глаза, Рультабиль.

И он открыл их.

— На кого? — спросил мой друг с беспримерной горечью. — На князя Галича?

— Почему бы и нет? Он нравится вам, этот властитель черноземных земель, распевающий литовские песни?

— Не слишком, — ответил Рультабиль, усмехнувшись, — но он нравится госпоже Эдит.

Я сжал кулаки, но Рультабиль не обратил на это внимания.

— Князь Галич эмигрант, и не интересует меня, — спокойно сказал он.

— Вы уверены? Кто вам сказал?

— Жена Бернье знает одну из трех маленьких старушек, о которых нам рассказала за завтраком госпожа Эдит. Я навел кое-какие справки. Это мать одного из трех революционеров, повешенных в Казани. Они собирались убить императора. Я видел фотографии этих несчастных. Две другие старушки — матери остальных. Никакого интереса, — закончил Рультабиль.

— Вы не теряете времени, — восхищенно признался я.

— Но и тот, другой, тоже, — проворчал он.

— А Старый Боб? — начал я вновь.

— Нет, мой дорогой, нет! — простонал Рультабиль почти с бешенством. — Это не он. Вы увидели его парик, не так ли? Поверьте же наконец, что если мой отец вздумает надеть парик, то этого никто не заметит.

Он сказал это так возмущенно, что я обиделся и решил уйти, но он остановил меня:

— А почему вы ничего не говорите об Артуре Рансе?

— О, этот не изменился, — ответил я.

— Опять глаза, берегитесь своих глаз, Сэнклер, — сказал он и удалился, пожав мне руку.