Дама в черном - Гастон Леру (1993)

— Позвольте, сударыня, — перебил ее Рультабиль, — речь не о судьях, и нам они не нужны. Для всех Ларсан умер задолго до того, как его убили прошлой ночью. Итак, он будет оставаться мертвым, вот и все. Мы полагаем, что бесполезно возобновлять эту скандальную историю, невинными жертвами которой были господин Дарзак, профессор Станжерсон и его дочь, и рассчитываем в этом на ваше участие. Драма разыгралась настолько таинственно, что даже вы, не сообщи я вам о ней, ничего бы не заподозрили. Но господин и госпожа Дарзак не могут забыть, чем они обязаны своим хозяевам в подобных обстоятельствах. Простые правила вежливости обязывают их сообщить, что они кого-то убили у вас прошлой ночью. Каковы бы ни были наши возможности скрыть эту историю от итальянской полиции, следует все-таки учесть, что непредвиденный случай может поставить ее в известность об этом деле. Господин и госпожа Дарзак достаточно тактичны и не могут допустить, чтобы вы когда-нибудь узнали от полиции о происшествии, случившемся в вашем же доме.

— Фредерик Ларсан умер, — сказал молчавший до этого Артур Ранс. — Тем лучше! Никто не обрадуется этому больше меня. Если он был наказан за свои преступления рукой господина Дарзака, то никто не поздравит господина Дарзака столь же горячо, как я. Но я полагаю, что господин Дарзак напрасно собирается скрыть свой героический подвиг. Лучше всего было бы безотлагательно предупредить правосудие. Можете себе представить наше положение, если полиция узнает об этом от других. Если мы сообщим в полицию сами — значит, совершено правое дело, если будем скрывать — мы преступники, и все начнут подозревать что угодно.

Слушая Артура Ранса, который даже заикался от волнения, можно было подумать, что это именно он убил Ларсана, а теперь изобличен правосудием и находится на пороге тюрьмы.

— Следует все сказать, господа, — повторял он, — следует все сказать.

— Я нахожу, что мой муж прав, — добавила госпожа Эдит, — но, до того как принять решение, хотелось бы узнать, как все это происходило.

Она обращалась непосредственно к Дарзакам, однако те все еще были поражены поведением Рультабиля, который только сегодня утром обещал молчать и всех нас призывал к молчанию. Они застыли в своих креслах, как каменные изваяния, не произнося ни слова.

— Нет, нет, — продолжал твердить Артур Ранс, — зачем скрываться? Следует все сказать.

Вдруг репортер принял какое-то решение, и по блеску его глаз я понял, что он о чем-то лихорадочно думает. Наклонившись к Артуру Рансу, который правой рукой опирался на трость с набалдашником в виде вороньего клюва, Рультабиль принялся сосредоточенно ее рассматривать. Клюв был превосходно вырезан из слоновой кости одним известным мастером в Дьеппе.

— Вы позволите? — спросил мой друг, протягивая руку к трости. — Я большой любитель подобных безделушек, и Сэнклер уже говорил мне о вашей трости, а я еще не видел ее. Она действительно превосходна. Это, безусловно, изделие Ламбеса. На всем нормандском побережье нет более искусного мастера.

Молодой человек разглядывал трость и, казалось, больше ни о чем не думал. Он вертел ее так и сяк, и дело кончилось тем, что трость выскользнула у него из рук и покатилась к ногам Робера Дарзака. Я поторопился ее подобрать и возвратить Рансу. Рультабиль поблагодарил меня словами, буквально испепелив взглядом, сжигающим, словно молния, из чего я заключил, что поступил, как последний дурак.

Госпожа Эдит поднялась, раздосадованная невыносимым поведением зазнайки Рультабиля и молчанием Дарзаков.

— Дорогая моя, — сказала она госпоже Дарзак, — я вижу, что волнения прошедшей ужасной ночи не прошли бесследно. Вы очень устали и нуждаетесь в отдыхе. Может быть, пройдем к нам?

— Прошу прощения, госпожа Эдит, — остановил ее Рультабиль, — но я задержу вас еще на одно мгновение. То, что мне предстоит сообщить, весьма вас заинтересует.

— Говорите же, господин Рультабиль, и не томите нас больше.