Ночной администратор - Джон Карре (2016)

Гудхью неверно истолковал замешательство Берра. Берр сразу понял, какой список. Он не понимал, как Гудхью его использовал.

– Не хочешь ли ты сказать, что показал список посредников и инвесторов своему хозяину?

– Господи, ну, конечно же, не сырой материал… Как я мог показать его? Просто имена и цифры. Естественно, должным образом отобранные. Он мог узнать их, прослушав телефон, микрофон, все что угодно. Мы сами могли бы украсть его на почте.

– Рекс, Роупер не диктовал этот список и не читал по телефону. И не посылал по почте. Он существует в единственном экземпляре, в деловом блокноте Роупера, и только один человек сфотографировал его.

– Леонард, давай не будем вдаваться в подробности! Мой хозяин потрясен, этого я и добивался. Он признает, что пора подводить черту и что головы должны полететь. Он чувствует – так он говорит, и я буду ему верить, пока не буду убежден в обратном, – у него есть своя гордость, Леонард, как у всех нас, все мы так или иначе увиливаем от неприятной нам правды, пока она не обрушится на нас, – он чувствует, что для него настало время спрыгнуть с забора и сказать свое слово. – Гудхью попытался героически пошутить. – Ты знаешь, как он любит метафоры. Удивляюсь, что он ничего не ввернул о новых метлах, восставших из пепла.

Если Гудхью рассчитывал услышать взрыв смеха в ответ, то Берр обманул его ожидания.

Гудхью разволновался:

– Леонард, у меня не было выбора. Я служу королеве. Я служу министру королевы. Моя обязанность – информировать хозяина о ходе твоего дела. Если он говорит мне, что видит свет, в мои функции не входит обвинять его во лжи. У меня свои принципы, Леонард. И я верен им, так же как верен ему и тебе. Мы обедаем вместе в четверг после его встречи с секретарем кабинета. Я жду важных новостей. И надеялся, что ты будешь доволен, а ты бурчишь.

– Рекс, кто еще видел этот список?

– Кроме моего хозяина, никто. Естественно, я указал ему на секретность. Нельзя без конца говорить людям, чтобы они помалкивали, это все равно что слишком часто кричать «волк!». Естественно, суть будет изложена в четверг секретарю кабинета, но можешь быть уверен, что дальше не пойдет.

Молчание Берра стало непереносимым.

– Леонард, я боюсь, ты забываешь первые принципы. В последние месяцы все мои усилия были направлены на достижение большей гласности в новую эру. Секретность – проклятие нашей системы. Я не хочу советовать своему начальнику или любому другому министру королевы прятаться за ее юбки. Они и так этим злоупотребляют. Я не буду слушать тебя, Леонард. Не пущу тебя назад, к тем допотопным временам, когда ты работал в Ривер-хауз.

Берр глубоко вздохнул.

– Ясно, Рекс. Понял. С этого момента буду соблюдать первые принципы.

– Рад это слышать, Леонард!

Берр положил трубку и позвонил Руку.

– Роб, Рекс Гудхью больше не будет получать неочищенную информацию «Пиявки». Срочно принять к сведению. Завтра пришлю письменное подтверждение.

Тем не менее остальное шло гладко, и если Берр продолжал беспокоиться из-за оплошности, допущенной Гудхью, то ни у него, ни у Стрельски не было ощущения неотвратимого провала. То, что Гудхью назвал подведением черты, Берр и Стрельски называли прямым попаданием, а сейчас они только и мечтали об этом прямом попадании, то есть о моменте, когда наркотики, оружие и игроки окажутся в одном месте и удастся проследить, куда текут деньги, и (предполагая, что команда получит все необходимые права и полномочия) лихие парни выскочат из-за деревьев и закричат: «Руки вверх!» – а плохие парни жалко улыбнутся и скажут: «Сдаюсь, офицер!» – или если они американцы: «Ты еще попомнишь меня, Стрельски, ублюдок?».

Примерно так они шутливо представляли это друг другу.

– Пусть все зайдет как можно дальше, – настаивал Стрельски: на встречах, по телефону, за кофе, на пляже. – Чем ниже они скатятся, тем труднее им будет сыграть в прятки и тем ближе мы к Богу.