Ночной администратор - Джон Карре (2016)

И в последние оставшиеся дни нежная любовь к Ланиону охватила душу Джонатана, он радовался каждому новому доказательству очарования этих мест: морским птицам, где бы их ни увидел; всегда таким живописным соколам, парящим в восходящих потоках; закатному солнцу, таящемуся в темных тучах; маленьким сверху рыбацким лодкам, сбившимся в стайку, и чайкам над ними, сбивающимися в свою. Падала тьма, но лодки появлялись из тьмы, дрожа огнями: крошечный город посреди моря. С каждым уходящим безвозвратно часом желание раствориться в пейзаже, спрятаться в нем, зарыться, чтобы никто не видел, становилось все невыносимее.

Пахнуло штормом. Затеплив свечу на кухне, Джонатан смотрел в закружившуюся вихрем ночь. Ветер бился в окна, и крытая шифером крыша грохотала, как «узи».

Ранним утром шторм утих, и Джонатан рискнул выползти наружу, чтобы пройтись по полю битвы минувшей, последней ночи. Потом он по-лоуренсовски вскочил на мотоцикл, даже не надев шлема, и погнал на один из холмов, откуда долго смотрел на береговую линию, пока не различил во мгле указатель, где должна была быть надпись «Ланион». «Вот мой дом. Он принял меня. Я хочу жить здесь вечно. И непорочно».

Но клятвы звучали всуе. В нем уже просыпался солдат, начистивший сапоги перед дальним походом. В погоне за самым страшным человеком в мире.

* * *

Это случилось в последние дни пребывания Джонатана в Корнуолле, когда Пит Пенгелли с братцем имели дурость отправиться на «ламповую» охоту в Ланион.

О том, что произошло в ту ночь, Пит рассказывал с некоторой опаской, и если в пивной присутствовал кто-то из посторонних, вообще замолкал, поскольку история была сомнительная и не слишком лестная для его самолюбия. «Ламповая» охота на кроликов почиталась в этих местах лет пятьдесят, а то и дольше. Два мотоциклетных аккумулятора привязывались к бедрам, и с помощью старой автомобильной фары и гирлянды шестивольтовых лампочек можно было без труда загипнотизировать сразу кучу кроликов и перестрелять их, пока те не опомнятся. Ни законы о браконьерстве, ни батальоны верещащих дам в коричневых беретах и таких же носках не могли положить этому конец, и Ланион уже для нескольких поколений западных корнуолльцев оставался лучшим местом охоты, по крайней мере до той ночи, когда туда явились с ружьями и лампами Пит Пенгелли и его младший братец Джейкоб в сопровождении еще двоих.

Они припарковались у Ланион-Роуз и пошли вдоль реки. Пит клялся, что в ту ночь они двигались тихо, как сами кролики, и не зажигали ламп, так светло было в полнолуние, почему они и выбрали эту ночь для охоты. Но когда охотники вышли к утесу, стараясь все время держаться в тени, там стоял Джек Линден, буквально в полудюжине шагов от них, с поднятыми руками. Кенни Томас потом только и рассказывал об этих руках, таких бледных и огромных при лунном свете. Видно, у страха глаза велики, потому что умные головы утверждали, что руки у Линдена не были слишком велики. Пит же предпочитал рассказывать о его лице: то еще личико, как кусок гранитной скалы на фоне неба. Вы бы разбили о него все кулаки.

Дальнейшие события все описывали одинаково.

– Простите, господа, куда это вы держите путь, позволю себе поинтересоваться, – как всегда уважительно, но без улыбки приветствовал их Линден.

– Охотиться на кроликов, – отвечал Пит.

– Боюсь, Пит, охотиться здесь никому не придется. – Линден всего, может быть, пару раз и встречал Пита Пенгелли, но имя запомнил. – Это поле мое. Вы это знаете. Я не возделываю его, но все-таки это моя собственность, и я отношусь к ней с уважением. Того же я жду от других. Боюсь, охота закончена.

– Так, значит, так, мистер Линден? – только и смог вымолвить Пит.

– Значит, так, мистер Пенгелли. Я не потерплю охотничьих забав на моей земле. Это нечестная игра. Прошу вас разрядить ружья, вернуться к машине, отправиться по домам и не обижаться.

На что Пит пробурчал: