Тайна леди Одли - Мэри Брэддон (2009)

— Я действительно был внимателен к госпоже, — пояснил он. — Она интересует меня, вызывает у меня глубокий и странный интерес. — А затем изменившимся голосом, с несвойственным ему чувством, он повернулся к баронету и, схватив его за руку, воскликнул: — Боже сохрани, мой дорогой дядя, если я когда-либо заставлю волноваться такое благородное сердце, как ваше! Не дай бог, чтобы хоть малейшая тень бесчестья упала на вашу достойную голову — я буду последний человек, который сделает это!

Молодой человек произнес эти слова задыхаясь и бессвязно, прерывистым голосом, какого раньше сэр Майкл никогда не замечал у него, и затем, отвернувшись, разрыдался.

Он покинул Корт той же ночью, но далеко не уехал. Вместо того, чтобы сесть в вечерний поезд, следующий в Лондон, он сразу же направился к небольшой деревушке Маунт-Стэннинг, и войдя в гостиную, спросил Фебу Маркс, может ли она предоставить ему комнату.

Глава 17

В гостинице «Касл»

Маленькая гостиная, куда Феба Маркс провела племянника баронета, располагалась на первом этаже и была отделена от приемной, которую занимали владелец таверны и его жена, лишь тонкой перегородкой, состоящей из реек и штукатурки.

Казалось, что мудрый архитектор, который замышлял, этот дом, особенно позаботился о том, чтобы при строительстве использовался лишь самый хрупкий и непрочный материал, дабы ветру, который испытывал особое пристрастие к этому открытому месту, была дана полная воля разгуливать, потворствуя своим прихотям.

Вместо прочной каменной кладки использовалось презренное дерево; шаткие потолки подпирались хрупкими стропилами и балками, угрожающими упасть на головы тех, кто внизу, каждую штормовую ночь; двери имели особенность никогда не закрываться, но зато постоянно хлопать; окна были построены таким образом, что закрытыми они впускали сквозняк, а открытыми совершенно не проветривали помещение.

Роберт огляделся с легкой улыбкой покорности судьбе. Решительно, все это очень отличалось от роскошного комфорта Одли-Корта; довольно странная причуда со стороны молодого человека: вместо того чтобы вернуться в уютные апартаменты Фигтри-Корта, слоняться без дела в унылой сельской гостинице.

Но у него было с собой все, что нужно — немецкая трубка, табак, полудюжина французских романов и две сварливые собаченции, которые дрожали у маленького дымного камина и время от времени коротко и звонко лаяли, намекая, что пора бы и подкрепиться.

Пока Роберт рассматривал свое новое жилище, Феба Маркс позвала деревенского мальчугана, который был у нее на посылках, и, проведя его на кухню, дала ему небольшую записку, аккуратно свернутую и запечатанную.

— Ты знаешь Одли-Корт?

— Да, мэм.

— Сегодня вечером ты сбегаешь туда и передашь это в руки леди Одли, я дам тебе шиллинг.

— Да, мэм.

— Ты понял? Спроси госпожу, скажешь, что у тебя послание — не записка, учти, — а когда увидишь ее, передай это в ее собственные руки.

— Да, мэм.

— Ты не забудешь?

— Нет, мэм.

— Тогда беги.

Мальчику не нужно было говорить дважды, и уже через минуту он несся вниз по дороге, круто спускавшейся с холма и ведущей к Одли.

Подойдя к окну, Феба Маркс увидела, как фигурка мальчика исчезла в зимних сумерках.

«Если за его приездом сюда кроется что-нибудь дурное, — подумала она, — госпожа хотя бы вовремя узнает об этом».

Феба сама принесла поднос с чайным прибором и яичницу с ветчиной, приготовленную для нежданного постояльца. Ее бледные волосы были гладко причесаны, светло-серое платье сидело на ней так же хорошо, как раньше. Она была все такой же серой мышкой: ни ярких розовых лент, ни шуршащего шелкового платья не было у жены владельца таверны. Молчаливая и замкнутая, она, казалось, целиком погружена в себя и отгорожена от внешнего мира.

Роберт задумчиво разглядывал ее, пока она стелила скатерть и подвигала столик ближе к огню.