Мистерия - Вероника Мелан (2014)

Не упомянул он только про душу. Точнее, про ее, в Тайре, отсутствие. Зачем лишний раз пугать? Да и не его это история – чужая, попусту трепать не стоит. И про себя умолчал, как плакал, как готовился умереть, как вспомнил лица матери и отца, себя в детстве. Тоже свое, не для других.

– Так вот, значит, кого ты прячешь у себя в доме, – облегченно поскреб щеку Дэйн. – А я думал, что ты просто гикнулся.

– Ты и без того думал, что я гикнулся. Еще с тех пор, как увидел. И не у себя я ее держу, а Дрейк ей дом выделил.

– А чего не привел, не познакомил? – наклонилась вперед Лайза. – Мы бы… Мы бы хоть поблагодарили!

Да, познакомиться с Тайрой всем было интересно – он видел. Посмотреть на живую легенду, и, если не потрогать и пощупать, то хоть улицезреть своими глазами.

– Я спрашивал, – не запнувшись, произнес док. – Она сказала, что еще не готова к встрече с людьми. Позже.

И соврал. Потому что он не спрашивал. Потому что попросту сбежал от нее сегодня – решил, что не нужен, – потому что бросил, вместо того, чтобы пригласить к остальным.

Нет, Тайра не пошла бы – он был уверен, но спросить все равно стоило.

Много чего стоило. Не вести себя, как идиот, не поддаваться страхам, перестать жалеть себя, не молчать, а некоторые вопросы задать в лицо и честно. Да, для некоторых вопросов, может, рановато, но ведь не для всех?

И Стив вновь отвлекся от хода беседы, задумчиво посмотрел в окно.

* * *

Он зашел к ней в девять вечера, не удержался. Должен был спросить, все ли в порядке, не случилось ли беды, проведать.

Просто… увидеть.

А она обрадовалась ему, как радуется бездомный котенок тому, кто накормит, погладит, обогреет. Забегала по кухне, загремела чашками, достала откуда-то открытое уже печенье.

– Не хочу чая, ладно? Просто посидим. Можно?

И они сидели в гостиной. Тайра на диване, а Стив на ковре у ее ног, как верный и виноватый сторожевой пес.

– Ты прости, что оставил тебя одну, ладно?

– Да что ты, все хорошо. Хорошо.

– Ты, наверное, скучала?

– Я… нет. Ходила. Думала. Обо всем.

Скучала, он знал, чувствовал.

Хлопковые штанишки, под ними острые коленки, вновь босые ступни. Ему как никогда сильно хотелось взять ее за руку, и он внезапно разрешил себе – поддался вдруг порыву – аккуратно накрыл ее ладонь своей и принялся поглаживать теплые тонкие пальцы.

– Может, какая еда нужна?

– Нет, у меня еще есть.

– Гамбургеры?

– Да, и суп в банке. Персики.

– У тебя ведь здесь даже книг нет.

– Ничего, когда-нибудь будут.

На настенном календаре, куда он бросил взгляд, алела аккуратно нарисованная цифра 159, а рядом зачеркнутая 160.

Сто пятьдесят девять – сколько дней ей осталось. Всего сто пятьдесят девять одиноких дней, а он теряет время, ведет себя, как козел, как свернувшийся в улитку от чувств юнец.

Ее рука подрагивала; Лагерфельд боялся поднимать голову. От него, наверное, разит за версту. Как от противного упитанного Раджа. Ведь Радж тоже пил?.. Наверняка.

– Как прошла встреча?

– Откуда ты знаешь о ней?

– От тебя пахнет другими людьми. Бернардой и другими – незнакомыми.

Ясно. Конечно, она чувствует. Ее ноготки были овальными, вытянутыми и короткими, с едва заметными белесыми полукружьями у самого основания, ровными. Теплыми и гладкими – он балдел.

– Ничего, что я взял тебя за руку? Ты прости, я, наверное, обнаглел.

– Ничего, – едва слышное слово, почти шепот.

– Я поступил нечестно – стоило тебя пригасить…

– Нет, я бы не пошла, ты знаешь.

– Все равно стоило.

И они снова замолчали.

Ему было почему-то слишком хорошо вот так сидеть – близко, рядом – ощущать тепло ее кожи, смотреть на босые ступни. От ее присутствия он хмелел больше, чем от выпитого в баре; тикали настенные часы, остывал на кухонном столе невыпитый чай.