Совместимость - Виктория Свободина (2020)

Усмехнулась, продолжая сравнение. Если сравнивать себя с этими животными, то лошадка в моем исполнении шуману досталась необученная, не из питомника, вообще дикая. Один плюс, что жеребенок. Есть время и возможность поставить под седло. Но и сразу на такой животине не поездишь — мала для габаритов хозяина. Так еще впоследствии выяснилось, что животное расставаться с привычной средой обитания никак не хочет, норов показывает, и возить новоявленного хозяина не желает.

Обернулась к стоящему за спиной Великану и указала на черного жеребца.

— Вот этот.

— Вы уверены, анмарх? — тут же встрял продавец, взволнованно на меня посмотрев. — Конь опасен, и вряд ли он даст на себе ездить. Вы можете получить травмы!

Могу, но от этого все равно не умру, а любые повреждения заживут мгновенно. На меня внимательно смотрит Леоган.

— Так что, готова взять такого коня? Он ведь тебя возможно, так и не полюбит, и против, чтобы ты его к себе привязывала? — мне показалось, или вопрос Великана действительно с подтекстом?

Печально вздохнула и обреченно кивнула.

— Готова, — сама же, вновь посмотрев на вороного, поняла, что моя душа, при взгляде на него, поет от счастья.

Потом продавец, пока оформляли документы, еще долго пытался меня отговорить. Леоган же молчал, целиком приняв мое решение, никак не возражая и не препятствуя. Под конец шуман из питомника, скрепив сделку, похоже, все-таки смирился и произнес:

— Поистине, анмарх, этому жеребцу Вы подарили вторую жизнь. После сегодняшнего дня его, скорее всего, усыпили бы.

Как и было сказано, я стала каждый день посещать Злыдня, которому выделили отдельное стойло в конюшне резиденции. Приносила разные вкусности, которые конь не брал, пыталась дотронуться, погладить, выводить гулять в загон, но все бес толку. Жеребец продолжал демонстрировать, как не любит всех и вся вокруг, особенно меня. Впервые задумалась, какого со мной Леогану.

Тогда я сменила тактику, и просто стала говорить, много, обо всем, что только можно. Жеребец бесился в своем стойле, демонстрируя, что и слышать меня не хочет, однако деться он никуда не мог. А все говорила, рассказывала сказки, пела песенки, сообщала, как прошел мой день. Постепенно я заметила, как Злыдень начал успокаиваться и воспринимать меня более спокойно. Когда я рассказывала сказки, даже косился на меня заинтересованно и вставал поближе. Я нисколько не сомневалась, что модифицированный конь достаточно умен, и возможно отчасти понимает мою речь.

Когда мой лимит сказок закончился, я стала рассказывать про свою жизнь, с самого начала, только очень-очень тихо, чтобы не дай бог, кто-нибудь из шуманов, с их острым слухом, меня не подслушал. Было забавно, наблюдать, как любопытный конь, пересиливает себя, и все-таки подходит ко мне, подставляя свое большое махровое ухо. Мы тогда находились как никогда близко. Я на грани слышимости рассказывала про мир, в котором была рождена, про маму, бабушку, свои детские проказы, первую встречу с Леоганом.

За время жизни в резиденции меня не раз отправляли к разным психологам, психиатрам, шуман обладающим способностью лечить души, даже пробовали на исповедь отправить, но я никому не верила, ни перед кем не открывалась, и вообще не хотела, чтобы меня «лечили» и пытались вписать в нужную им реальность. До сих пор я все держала в себе. А тут, с конем, который точно никому не расскажет мои «тайны» но внимательно, и при этом с толикой своего особого лошадиного понимания, выслушает, я неожиданно раскрылась. С каждым приходом мои рассказы становились все откровеннее. Нет-нет, и на лошадиную шкуру попадали соленые капли. Однажды, забывшись, обняла конскую шею, зарывшись лицом в гриву, и, что удивительно, Злыдень не отстранился. На душе стало легче. От того что высказалась, от того что, кажется, появился тот, с кем можно разделить то, что даже маме и самой близкой подруге не расскажешь.