В глубине ноября - Туве Янссон (2018)

Филифьонкин визит в Муми-долину слегка откладывался, потому что она никак не могла определиться: надо ли перед отъездом вывести моль? Война с молью — дело серьёзное: предстоит проветривать, чистить и всё такое, не говоря уж о шкафах — их придётся отмывать с мылом и содой. Но едва только Филифьонка касалась щётки или тряпки, её начинало мутить, а из живота поднимался к горлу всепоглощающий ужас. Нет, она не сможет сейчас заниматься уборкой. Хватит с неё и окна.

«Но ведь так нельзя! — подумала бедная Филифьонка. — Моль сожрёт всё, что у меня есть!»

Неизвестно, сколько времени она проведёт в Муми-долине. Если ей там не понравится, довольно будет и пары дней. Но если там окажется хорошо, визит может затянуться хоть на целый месяц. А если её не будет месяц, вся одежда к её возвращению будет кишеть молью и прочими клопами. Филифьонка с ужасом представила, как эти твари вгрызаются в её платья и ковры — а уж как они обрадуются, когда доберутся до лисьего боа!

В конце концов Филифьонка так утомилась от собственной нерешительности, что просто схватила саквояж, намотала лисье боа на шею, закрыла дверь на замок и отправилась в путь.

Муми-долина была относительно недалеко, но когда Филифьонка добралась до места, саквояж уже весил целую тонну, а сапоги немилосердно жали. Она поднялась на веранду и постучала, подождала немного и прошла в гостиную.

Филифьонка сразу заметила, что в доме давно не убирали. Она сняла хлопчатобумажную перчатку и провела пальцем по фризу изразцовой печи. На сером осталась белая полоса. «Быть не может, — прошептала Филифьонка, дрожа от возбуждения. — Просто взять и по своей воле перестать прибираться!» Филифьонка опустила чемодан на пол и подошла к окну. Тоже грязное, от дождя на стекле длинные печальные полосы. И только заметив снятые шторы, Филифьонка заподозрила, что семейства, возможно, нет дома. Увидела, что хрустальная люстра обёрнута тюлем. Изо всех углов на неё вдруг повеяло холодом нежилого дома, и она почувствовала, что её жестоко обманули. Она открыла саквояж, достала фарфоровую вазу — подарок Муми-маме — и поставила её на стол. Теперь ваза стояла там немым упрёком. Было ужасно тихо.

Филифьонка бросилась на второй этаж. Там оказалось ещё холоднее — неподвижный холод летнего дома, оставленного зимовать в одиночестве. Она открывала одну дверь за другой, и везде царили пустота и полумрак (рулонные шторы были опущены), Филифьонке становилось всё тревожнее, и она принялась открывать шкафы, попыталась открыть шифоньер, но он оказался заперт на замок, и тут она совершенно потеряла разум и заколотила в шифоньер обеими руками, потом метнулась на чердак и распахнула дверь.

Там сидел маленький хомса, он испуганно уставился на Филифьонку, прижимая к себе большую книгу.

— Где они? Где они? — закричала Филифьонка.

Хомса выронил книгу и попятился к стене, но, уловив незнакомый тревожный запах, понял, что Филифьонка не опасна. От Филифьонки пахло страхом. И он ответил:

— Не знаю.

— Но я же пришла их навестить! — воскликнула Филифьонка. — Принесла подарок! Очень красивую вазу. Как они могли просто взять и уехать, не сказав ни слова!

Маленький хомса покачал головой, не сводя с неё глаз. Филифьонка прикрыла дверь и ушла.