Два дня - Рэндалл Силвис (2019)

Демарко стоял позади широкого полумесяца скорбящих. И до его ушей долетали лишь обрывки речи поэта. Сержант не планировал задерживаться на похоронной церемонии; он хотел только попрощаться с писателем и сразу уехать домой. Чтобы там, в привычной и ненавязчивой тишине, отдаться во власть обуревавших его мыслей. И все-таки Демарко дождался, когда гроб с покойным опустили в землю и началось экранное лицедейство с всхлипами и причитаниями. Первыми склонились над могилой для последнего прощания Розмари и Эд О’Пэтчен. Они постояли недвижно с полминуты; а когда повернулись, чтобы уступить путь к могиле остальным, глаза Розмари выхватили в хвосте толпы Демарко. Шепнув что-то мужу, успокаивающе поглаживавшему ее по спине, она обратила на него и взгляд Эда. И хотя их покрасневшие от холода щеки поблескивали слезами, супруги поприветствовали сержанта еле заметной улыбкой, понятной ему одному. Кивнув им в ответ, Демарко развернулся и побрел в одиночестве по длинной извилистой асфальтовой дорожке к своей машине.

Его тревожил навязчивый вопрос: почему Инман заявился к нему в дом три ночи тому назад? Ведь он рисковал быть схваченным. Их не связывало прошлое. Демарко никогда не задерживал Инмана. И вообще не был причастен ни к одному из его прежних арестов. На ум сержанту пришло только одно предположение. Возможно, в какой-то момент Бонни упомянула в разговоре со своим хахалем его имя. И что-то в ее голосе пробудило в Инмане ревность. Да такую, что, уже пустившись в бегство, он все же решил сделать на своем отступном пути крюк, перерезать Бонни горло и прийти за Демарко. Отлично зная, каким пароксизмам бывает подвержена психика преступников, сержант считал такое объяснение вполне вероятным. Но в мозгу у него роились сомнения. И, уступив им, Демарко распорядился изъять и обследовать автомобиль Бонни. Осмотр машины не помог отыскать зерно логики в поведении Инмана. В маленьком пикапе полицейские обнаружили два чемодана и три сумки, забитые вещами Инмана и Бонни; в бардачке грудились дорожные карты Пенсильвании, западной Виргинии, Кентукки, Арканзаса и Техаса; а в кошельке Бонни лежали деньги на дорогу – два конверта по три тысячи долларов в каждом. Все эти вещи ни о чем не сказали и ни на что не намекнули Демарко. А только заронили в нем смутное беспокойство.

Из этого беспокойства сержанта вывели шаги за спиной – резкие, твердые шлепки монолитных подошв, становившиеся с каждой секундой все громче. «Мужчина, – подумал Демарко, – или высокая, атлетическая женщина в обуви без каблуков». Чуть замедлив свой ход, он обернулся.

– Привет, – сказал Нейтан Бриссен в распахнутом черном пальто, черном вязаном свитере с высоким воротом и джинсах. Его щеки алели от студеного воздуха, а веки глаз наливала краснотой заиндевелая опустошенность изнутри.

– Привет, – ответил Демарко.

Молодой человек поравнялся с ним и пошел рядом шаг в шаг. Какое-то время они оба хранили молчание. Первым прервал его Демарко:

– Извини, Нейтан. Я знаю, он был тебе добрым другом.

Глядя вдаль, Бриссен кивнул.

– Как вам шоу?

– Трогательно.

– Удивительно, как это он не уселся за стол и не начал раздавать свои автографы.

– Кто, Дентон?

– Гребаный самопиарщик. Как мне хотелось его задушить!

Демарко покосился на стиснутые челюсти Нейтана. И понял его гнев, возмущение, смешанное с горечью потери, и потребность в чьем-то обществе.

– Нет, каково, – не успокаивался Бриссен. – Использовать для самопиара даже похороны человека. Да еще такого! Если бы Томас это видел, он бы почувствовал отвращение.

– Возможно, – сказал Демарко. – А может быть, удивление. Он умел прощать друзьям их перегибы.

– Друзьям? – переспросил Нейтан и помотал головой.

Они прошли молча еще несколько шагов. А выйдя с кладбища, свернули вправо и пошли вдоль длинной вереницы припаркованных у бордюра автомобилей. И первым опять заговорил Демарко.