Два дня - Рэндалл Силвис (2019)

Каждый раз, когда субботняя ночь возвращалась к нему – а она теперь всегда была рядом, подстерегала его в призрачных тенях вокруг, – каждый раз она причиняла Хьюстону нестерпимую боль. И эта боль, как лютый и свирепый зверь, терзала его и разрывала на куски.

Хьюстон долго стоял под деревом, не в силах пошевелиться и пытаясь заставить свое сердце остановиться. Но у него это и раньше не получалось. Не получилось и теперь… Значит, ему придется еще некоторое время пожить. И как-то продержаться.

«Раздобудь какой-нибудь еды, – сказал себе беглец. – Делай то, что должен делать». Он посмотрел на магазинчик. Теперь у колонки стоял грузовой пикап.

Хьюстону захотелось, чтобы к нему вернулась бесчувственность – то странное ощущение отчужденности от самого себя, наблюдения за собой со стороны. Но оно почему-то покинуло его, две половинки снова слились воедино. Теперь Хьюстон понимал, что он – не вымышленный персонаж, припавший к вымышленному дереву и ожидающий, когда его создатель подскажет ему, что делать. Теперь на краю леса стоял именно он – Томас Хьюстон, грязный, замерзший и оголодавший. Чтобы убедиться в этом, ему достаточно было взглянуть на свои руки. Они были теперь запачканные и исцарапанные. Но все же это были руки Томаса Хьюстона, руки писателя и преподавателя, не покрытые мозолями от тяжелого физического труда, а привыкшие печатать и орудовать ручкой или куском мела. Ни один семестр не проходил без того, чтобы какая-нибудь студентка не рассыпалась в комплиментах о его руках. Одна из них даже написала в конце семестра в оценочной анкете в ответ на его вопрос «Что в этом курсе лекций вам понравилось больше всего?»: «Ваши руки. Ваш голос. И ваши ягодицы в облегающих синих джинсах».

Эти руки перед его глазами теперь – да, они были его. Но он ненавидел их, желал отрубить… И жалел, что не сделал этого неделю назад. Неужели они действительно когда-то держали перо? Или субботняя ночь все перечеркнула? Они действительно когда-то гладили волосы сладко пахнущей женщины? Вычерчивали круг страсти на ее груди, ощущали легкое поднятие ее живота, плавный изгиб ее бедер? Неужели эта рука когда-то проникала в ее бархатистую теплую расщелинку, чувствовала, как ритмично пульсируют и сжимаются ее мышцы вокруг его пальцев? Как бы он хотел, чтобы тело Клэр было снова с ним рядом, чтобы ее грудь упиралась в его грудь. Как бы ему хотелось снова погрузить свой член в ее рот, ощутить вкус ее лона и почувствовать, как ее тело сотрясается волнами и эти волны уносят его в сладкое небытие. Он желал всего этого страстно и истово. Но испытать уже никогда не мог. Только такой человек, как Томас Хьюстон, заслуживал такое. А кем он был теперь, беглец не знал. И из его глотки вырывались наружу лишь скулящие звуки. Это были не его звуки. Он никогда раньше не слышал таких звуков.

«Ну почему, почему ты покинул ее постель? Это все твое чертово сочинительство. И твои гребаные слова!»

Ему снова стало трудно дышать. Воздуха не хватало. «Дыши, – скомандовал себе Хьюстон. – Вдыхай. Выдыхай!» Больше ничего не получалось естественно. Ничего не происходило само по себе.

Он обмяк, прилип к дереву, силясь оттолкнуть от себя ужасные образы и нараспев читая коре: «Она – темноволосая женщина с зелеными глазами, полная тайн. Ее губы чувственные, но грустные, ноги и руки длинные и изящные, все движения медлительные и томные…»

Глава 17