Последний секрет - Бернард Вербер (2019)

Вот она и во дворе. Мимо проходит человек. Больной или кто-то из персонала? Кто его знает. Она ныряет в первую подвернувшуюся дверь.

Здесь стены увешаны наивными картинами «таможенника» Руссо. Изображенные им люди держатся за руки посреди буколических лугов, усыпанных цветами ярких свежих тонов.

Услышавший ее шаги больной встает.

– Надо же, журналистка! Доброе утро, как ваши дела?

– «Доктор» Робер! Спасибо, хорошо, а ваши?

Неожиданно он набрасывается на нее. Ему на помощь спешат другие больные.

83

Фрейд попал в новый шлюз, где теснились другие самцы. Он быстро понял, что здесь придется прибегнуть к когтям и зубам. Расталкивать соплеменников ему помогала злость при виде такого близкого рычага.

84

Придавленная живой горой, она не может шелохнуться. Ее крепко держат за руки и за ноги.

– Отпусти меня, Робер, я передам тебе сигарет, – умоляет Лукреция Немрод.

Робер обдумывает ее предложение.

– Целые блоки. Без фильтра! – подлизывается молодая журналистка.

– Знаю, это вредно для здоровья, – заявляет больной. – В прошлый раз на меня из-за тебя наорали. Если бы ты не предлагала сигарет, никто бы на меня не кричал. Ненавижу, когда на меня орут.

– Прости, Робер.

Он сильно бьет кулаком в стену.

– Твоим извинениям грош цена! Снова пытаешься соблазнить меня сигаретами? Дьяволица!

Он вращает глазами и тяжело дышит.

– Я думала, это доставит тебе удовольствие.

– Конечно, еще какое. Огромное удовольствие! Сигареты – мое наваждение, они снятся мне по ночам, днем мне кажется, что я курю. Но… – Он успокаивается и задумывается. – Но это ничто по сравнению с желанием добраться до «Последнего секрета»!

Он произносит это мечтательно, словно говорит о благодати. Остальные тоже стихают, как если бы одно это упоминание несло успокоение.

– «Последний секрет»?

– Это то, что нам дает Никто.

– Кто это – Никто?

Все дружно ропщут.

– Она не знает, кто такой Никто! – поражены больные.

– Зато все знают, кто ты. Грязная шпионка, вот кто ты такая! Ты пролезла сюда, чтобы понаписать в газетах гадостей о лечебнице, тогда ее закроют. Все вы, журналисты, одинаковые! Вам обязательно надо выпачкать любую чистоту, любую красоту.

Лукреции становится тревожно.

– Нет, я за вас.

– Никто предупредил о твоем появлении. Он упрекнул лично меня за то, что я тебя впустил. Придется как-нибудь отбить у тебя желание к нам приставать. Все согласны?

Безумцы дружно изъявляют согласие. Кто-то издает причудливые звуки, лица некоторых искажены нервным тиком.

Робер осторожно берет молодую женщину за острый подбородок, словно намерен ее осмотреть. Она не сводит с него изумрудные глазищи. Обычно от такого взора мужчины тонут в ее красоте и теряют все силы.

– Тобой займется Люсьен!

Лукрецию мучает нехорошее предчувствие.

– Люсьен! Люсьен! Люсьен! – подхватывают остальные.

– На помощь!

– Голоси сколько влезет, – говорит Робер. – Здесь тебе никто не поможет. В лучшем случае ты привлечешь новых желающих с тобой позабавиться.

– Люсьен! Люсьен! Люсьен! – скандируют больные.

Люсьен оказывается здоровенным детиной с маленькой головкой, всклокоченными волосами и мерзкой ухмылкой. Он подходит, пряча что-то за спиной, и хватает журналистку за лодыжку. Она сопротивляется, но ему помогают остальные сумасшедшие.

Лукреция таращит на мужчину испуганные зеленые глаза. Что у него за спиной? Нож? Клещи? Это какой-то садист! И тут Люсьен демонстрирует свое оружие – перо цесарки.

Уф, всего-то…

У нее отлегло от сердца, но детина странно кривится:

– Как насчет щекотки, мадемуазель? У меня свой сдвиг – щекотка.