Отец наших отцов - Бернард Вербер (2019)

– Увы, в наше время наблюдается вырождение человеческой породы. На него выразительно указывает возвращение моды на вегетарианство.

– Вы что-то имеете против вегетарианства?

– Живое доказательство того, что вегетарианство влечет упадок биологического вида, – панда, один из редких случаев превращения плотоядного зверя в растительноядную овечку. Полюбуйтесь, она мало-помалу деградировала до символа животных, которым на планете грозит тотальное вымирание. А вы можете сказать что-то в пользу вегетарианства?

– Ничего, кроме того, что когда мне в тарелку впервые швырнули кусок сочившегося кровью мяса, я восприняла это как непристойность, – ответила Лукреция.

– Вспомните, что если бы мы не разводили домашний скот, то уже хватились бы многих видов.

Люсьен Элюан обвел широким жестом механизмы, на глазах ускорявшие разрубку и измельчение плоти.

– Разве вы не горды принадлежностью к людской породе? Мы больше никого не боимся. Перед вами вершина хищничества: завод, ритмично перерабатывающий и убивающий тысячи животных, не имеющих ни малейшей возможности сбежать. Более того, мы совершили наивысший подвиг: обрели способность убивать, не применяя никакого насилия.

Что-то загрохотало. Подбежавший сотрудник прошептал на ухо инженеру несколько слов.

– Прошу меня извинить, – сказал тот и заторопился в «скотскую» зону.

Исидор Каценберг и Лукреция Немрод старались от него не отстать. Источник шума оказался за воротами: сотня демонстрантов в масках животных размахивала плакатами с враждебными лозунгами. Мгновение – и они ворвались на заводской двор. Как заметила Лукреция, среди всевозможных масок было не меньше десятка обезьяньих.

Лоб Люсьена Элюана прорезала недовольная морщина.

– Опять этот ФОА, Фронт освобождения животных… Психи, выпускающие на все четыре стороны кошек, собак, лабораторных кроликов. С некоторых пор они осаждают бойни. В Англии их без колебания сажают в тюрьму за нарушение общественного порядка, но во Франции их не принимают всерьез, все еще считая слегка зарвавшимися экологами. Полагаю, вы как журналисты засвидетельствуете их агрессивность и намерение причинить ущерб частной собственности.

Сотрудники компании «Элюан» растянулись в цепь, образовав живой заслон. Люсьен бросился к ним, чтобы возглавить. Образовалось два враждебных фронта: джинсы, куртки и маски животных против рабочих халатов и касок.

«Нет интенсивному животноводству!» «Нет пыткам!» «Мир животным!» – скандировали демонстранты.

Подчиненный подал патрону электрический мегафон.

– Я знаю, кто вас натравливает! – крикнул Люсьен Элюан. – После кризиса с «коровьим бешенством» в 1996 году потребление свинины выросло втрое, а говядины резко упало. Владельцы боен крупного рогатого скота – вот кто подсылает вас сеять хаос!

Некто в петушиной маске, похоже предводитель смутьянов, тоже вооружился электрическим громкоговорителем.

– Нет, мы совершенно независимы! Мы по доброй воле вступаемся за животных.

– Почему тогда вы обходите стороной коровьи бойни?

– Настанет и их черед! – мрачно пообещал «петух», жестом послав своих сторонников в наступление.

– Стоять, не то я вызову полицию! – гаркнул Люсьен.

– Вызови! Пусть увидят, что здесь творится. Никто не в курсе. Если бы люди знали…

– Все строго в рамках европейского законодательства о гигиене и санитарном контроле! – крикнул производитель колбас. – Здесь со мной журналисты, я все им показал. Мне нечего скрывать.

Он ткнул пальцем в Лукрецию и Исидора. Те не успели опровергнуть его слова, позволив ему выставить их подтверждением его правоты.

Из-под кроличьей маски зазвучал высокий, звонкий девичий голос:

– Законы о гигиене ни при чем. Речь идет о сердце! Зная, как вы поступаете с бедными животными, стыдишься принадлежности к людям. Мы боремся за свое человеческое достоинство!