Канцелярская крыса - Константин Соловьев (2020)

— Если вы не потрудитесь предоставить каких-либо приемлемых доказательств, полковник, я буду вынужден приказать, чтоб вас отвели в отдельную комнату и заперли там. В этот роковой момент я не могу позволить, чтоб на настрой моих людей влияли… подобным образом.

— «Лихтбрингт». Откуда взялось это название? — напрямик спросил Герти.

Мистер Беллигейл наморщил лоб.

— Не могу припомнить… Кажется, машина изначально так называлась. Полагаю, профессор Нейман…

— Верно. Так назвал ее профессор. Безумный математик, нашедший себя среди оккультных учений. Вы знаете, что означает это слово? Если перевести его с немецкого, родного языка профессора, оно звучит как «Несущий свет».

— «Я тот, кто несет свет»… — едва слышно пробормотал второй заместитель.

Герти устало улыбнулся. Он чувствовал себя так, точно последние двенадцать часов провел в полыхающей паровозной топке, но язык, даже безмерно высохший, все еще ему повиновался.

— Именно. Мне тоже врезалось это в память. Несущий свет. Лучезарный. Светоносный. Знаете, как в переводе с английского на греческий звучит «Несущий свет»?

— И как же?

— «Люфицер».

Стоило Герти произнести это слово, как уцелевшие лампы в кабинете издали серию ярких вспышек, а сквозь забитые паклей громкоговорители донесся леденящий кровь звук, похожий на удовлетворенный вздох какой-то громады.

— Одно из имен Дьявола? — уточнил мистер Беллигейл, даже не вздрогнув.

— Да. Уже одно это могло навести на подозрения. Профессор Нейман строил свою счислительную машину не для того, чтоб облагодетельствовать Новый Бангор или Канцелярию. У него с самого начала имелись собственные планы. Он вознамерился создать колыбель для существа, которого собирался призвать в наш мир!

— Безумие!

— Он и был безумен. Но где-то на стыке математики, философии и оккультизма ему открылось новое видение. Его безумие стало тем двигателем, который сделал его возможным.

— Видение чего, черт возьми?

— Чего-то нового. Существа иного порядка. Того, что Нейман посчитал сверхчеловеком, по иронии судьбы не имеющим ни единого человеческого атома. Обычное тело, полагал он, слишком хрупко и несовершенно для того, чтоб стать пристанищем нечеловеческого, высшего, духа. Наша плоть слишком слаба, а психика чересчур примитивна для того, чтоб выдержать контакт с чем-то, что несопоставимо с нами по образу мысли. То же самое, что пытаться засунуть кошку в портсигар…

— Профессор заключил договор с Дьяволом?

— Профессор Нейман именовал его иначе. С его точки зрения, это было воплощение математической бесконечности. Что-то, что не могло существовать в рамках фундаментальной науки и привычных нам законов физики. Впрочем, теперь уже никакой разницы, конечно… Нейман специально создал свой «Лихтбрингт» как огромный сосуд, способный вместить в себе дьявольскую волю. И сам же поместил ее туда, воспользовавшись одному ему известными ритуалами… Заразил созданный им самим организм.

Тряпье, которым были забиты медные рупора, стало медленно тлеть, распространяя по кабинету едкий дым. Но никто не обратил на него внимания.

— Это совершенно дикое предположение, — ледяным тоном заметил мистер Беллигейл, — И ваши допущения, полковник, определенно не могут служить ему порукой!

— Это не мои допущения, — устало произнес Герти, — Я перевел часть записей профессора. Тех самых, что мы обнаружили на мертвом теле. Это была последняя часть его ритуала. Дьявол, на протяжении нескольких месяцев постепенно разъедавший отдельные блоки, был еще слишком слаб, чтоб претендовать на власть над всей машиной. Профессор открыл ему путь. Ценой собственной жизни. Окончательно впустил в наш мир, использовав свою душу в качестве пригласительного билета. Он был и жрецом и жертвенным агнцем одновременно.

— Когда это вы успели перевести его записи? — с подозрением спросил мистер Беллигейл.