Что, хочет сбежать, пока я снова не начала расписывать ей прелести местных баров? Нет… Опасливо, словно кафельная плитка кишмя кишит микробами, няня ступает по полу – полупрозрачная голубая рубашка в «турецких огурцах», джинсы, весьма напоминающие мои собственные. Подходит ближе, и я вновь улавливаю запах инжира. Интересно, духи – мои? Или просто похожи? Няня усаживается рядом и на своем ломаном английском пересказывает все, что случилось, пока я была в заточении. Как-то я заметила, что хочу быть в курсе повседневных Миллиных «подвигов», так что Марта, покорная чувству долга, дотошно старается ничего не упустить. В доме был полицейский обыск, но Милли к тому времени еще не вернулась из школы и ни о чем не подозревает. А сегодня с самого раннего утра в дверь принялись стучать какие-то люди, поэтому как только она, Марта, завезла Милли в спортивный клуб, сразу же нашла в списке одноклассников телефонный номер Мэттьюзов и позвонила им. Мама Иззи с радостью согласилась присмотреть за нашей девочкой.

– Надеюсь, вы не против, – добавляет няня. – Я взяла ее зубную щетку прямо на хоккей и отдала там ее сумку. Мне показалось это наилучшим, раз я… – Ого, улыбка! Срочно поймать ее и сохранить для потомков! – тут держу оборону.

Я молчу. Я безумно соскучилась по Милли… Как же мне ее не хватает! Как хочется ее увидеть!.. Но, может, эта ночевка у подружки – к лучшему. У меня будет время прийти в себя. Воспользовавшись бесценным «методом классного списка», я могу позвонить миссис Мэттьюз, поблагодарить ее. И поговорить с Милли, пожелать ей спокойной ночи.

А тем временем было бы неплохо извлечь максимальную пользу из нынешней необычной ситуации – мы с Мартой наедине…

– Спасибо, – киваю я. И интересуюсь: – Сама-то ты как?

– Хорошо.

– После всей этой катавасии тебе, наверное, было здесь страшно. Я не собираюсь тебя ругать, но скажи, пожалуйста, – ты спала в моей кровати?

– Нет.

– Э-э-э… А откуда же?… Ладно, неважно.

– Я видела полицию. Они сюда приезжали и меня спрашивали.

– О чем?

– У них было много вопросов. Хотели знать о вас…

– Обо мне?

– Та ночь, когда убили женщину. Спрашивали, или вы уходить.

– И что ты ответила? Сказала, что я все время была дома?

– Не знаю. Я сказала, что я думаю, что вы были дома.

– Ясно. А про Аню Дудек тебя спрашивали?

– Да. – Она раздраженно дергает воротник, словно тот ей мешает. – Как вы меня раньше спрашивали. И они тоже, много-много-много раз. – Марта хмурится. – Вы знаете, почему?

– Думаю, они считают, что ты могла быть с ней знакома, это объяснило бы кое-какие странности, возникшие в этом деле… Из-за них-то я им и понадобилась. Понимаешь, если кто-то из нас бывал у нее дома, или давал ей одежду, или вместе с ней обедал… Тогда все разъяснилось бы.

Марта моргает, отводит глаза.

– Так ты с ней дружила?

Она качает головой, прикусывает кончик пальца.

– Точно? Никогда с ней не встречалась? Я думала, вы раньше общались, а потом поссорились.

– Она могла ходить в мою церковь… Не знаю.

– В церковь? Которая на Бэлхэм-Хай-роуд? Возле «Теско-экспресс»?

– Много-много поляков ходит в мою церковь, – пожимает плечами няня. И сказано это таким пренебрежительным тоном, словно сама Марта к полякам не имеет никакого отношения. – Я могла ее встречать один раз или два. Не помню.

– А полиции ты об этом говорила?

Утвердительный кивок. Кажется, она хочет что-то добавить. Но передумывает и выжидательно смотрит на меня. Тогда я рискую:

– Марта, ты пользовалась моей кредиткой? Хоть раз? Я не ругаюсь, просто хочу знать. И это многое бы объяснило.

– Я не использую кредитную карту. У меня ее нет.

– А той, что лежит в моем кошельке, пользовалась? Или, может, когда я оставила ее на полочке у входной двери? Я порой забываю ее убрать…

– Нет.