Инквизитор - Борис Конофальский (2018)

Но все закончилось на удивление спокойно. Настолько спокойно, что солдату даже не верилось. Ему не пригодились все приготовленные слова и фразы. Барон спустился во двор, заглянул в телегу, осмотрел вурдалака, посмотрел ему в лицо, вернее, в часть лица, так как половина лица с левым глазом просто выгорела. Барон стоял у телеги, молчал, пока солдат пересказал ему историю о том, как молодой барон превратился в кровососа. Фон Рютте выслушал, а потом произнес спокойно и тихо:

— Похороните его, Фольков, — и, чуть помедлив и осознав, что место вурдалака не на кладбище, добавил: — найдите ему место. Хорошее место.

— Я все сделаю, господин барон, — чуть рассеянно произнес солдат.

— Вы молодец, Фольков, — сказал барон. — Вы настоящий рыцарь. Я рад, что встретил вас.

И пошел он к себе в покои, а все еще растерянный Волков остался стоять возле телеги. Ничего не понимая. И тут до солдата дошла мысль, он вдруг подумал, что не только госпожа Ядвига знала о своем братце, возможно, и барон знал о своем сыне. Волков готов был биться о заклад, что для барона убитый вурдалак не был неожиданностью. Солдата это почему-то стало сильно злить. Он захотел сказать пару слов барону. А барон уже ушел. И дальше стоять во дворе коннетабль не мог, ломило ногу.

Непривычно было просыпаться от того, что в окно светит солнце. Оно встало уже давно, а солдат все еще валялся в постели, не спеша вылезать из перин. По сути, дел для него больше и не было. Вурдалака похоронили за околицей с мечом и доспехом, со всеми рыцарскими почестями. Крест на его могиле поп ставить не велел. Крутец пообещала привезти на могилу большой камень, а барон даже не пришел на похороны сына. Наверное, он его уже давно похоронил. А солдата, валявшегося в перинах, посетило чувство, которое он давно не испытывал. Это было чувство мира. Чувство отсутствия войны, когда измотанный бесконечными стычками солдат вдруг чувствовал, что ему больше ничего не угрожает, враг повержен. И теперь он может лениться в приятном ожидании своей доли добычи, и при этом у него, если не вставать с кровати, ничего не болит.

Еган принес ведро теплой воды, и только тогда Волков выполз из постели. С удовольствием мылся, надевал чистую одежду и, не замечая слабой боли в ноге, спустился во двор, где увидел Агнес. Она издали ему поклонилась.

— Доброго утра вам, господин.

— Здравствуй, здравствуй, тебя кормили?

— Да, господин. Управляющий велел давать мне еду, пока не откроется новый трактир.

— Хорошо, — сказал солдат, но, видя, что девочка продолжает идти за ним, спросил: — что еще?

— Хотела узнать, не надо ли чего? Может, нога болит? Могу боль зашептать.

Солдат остановился, пристально посмотрел на нее:

— А кто тебя этому научил?

— Бабка моя. Всегда, когда кто-то из детей убьется, она и кровь, и боль заговаривала.

— Да? А что ты взамен хочешь?

Девочка молчала, смотрела на него. И он сказал:

— Забудь про шар. Это сатанинский глаз. Монах в книге прочел, что он пьет жизнь из тех, кто в него глядит. Я его разобью.

— Не бейте его, господин. Коли нельзя в него глядеть, я и не буду. А коли понадобится — я в него гляну и все увижу, пусть цел будет.

— Иди, — сухо сказал солдат.

Она поклонилась, а он пошел завтракать в донжон. А после завтрака велел седлать коня, а потом поехал с Еганом в Малую Рютте, смотреть то, что уже считал своим.