Мощи святого Леопольда - Борис Конофальский (2019)

На широкой ладони Сыча лежали талеры разных курфюрстов, крейцеры, древние, почти стершиеся шиллинги, далеких восточных орденов и новенький пенни с островов, и старинный обгрызенный динарий, и мятый грош. Пусть все не золото, пусть серебро, но Волков был согласен и на серебро, лишь бы…

— Сундук нам не нужен, — сказал он, — я видел у двери попоны, пересыпьте все в одну из них. И никому об этом, слышали?

Еган и Сыч закивали головами.

Тут в светлом проеме ворот появился солдат и крикнул:

— Кавалер тут?

— Чего тебе? — откликнулся Волков.

— Господин капитан и сержант Роха вас просят.

— Чего?

— Там мертвяка важного какого то сыскали, думают, что с ним делать, без вас не решаются. Хотят знать, можно ли с него доспех ободрать.

— Иду, — сказал кавалер, и, повернувшись к своим людям, повторил, — и чтоб никому!

— Не извольте беспокоиться, экселенц, — заверил Сыч, — все тихо сделаем.

Еган еще не пришел в себя от таких денег, он только кивал головой, соглашаясь с Сычом.

Волков сразу узнал мертвеца, хотя забрало было у того опущено.

Он лежал на столе в большой зале большого дома. Меч его лежал тут же. Кавалеру не нужно было открывать забрало, он узнал по роскошным доспехам, по узорам из черненого серебра на панцире, по великолепным наплечникам, по шикарным перчаткам. Это был Якоб фон Бренц, фон Ливенбах, и шлем его был разбит мушкетной пулей.

— Доспех его талеров сто стоит, — сказал Роха.

— Двести, — поправил Пруфф.

Волков знал, что никто этот доспех не купит ни за двести, ни за сто монет. А монет за пятьдесят продать можно было. Конечно, его можно было продать, и когда-то солдат Ярослав Волков так бы и сделал, содрал бы латы с трупа, а труп выбросил бы в канаву, но кавалер Иероним Фолькоф, уже никогда бы так не поступил:

— Нет, — коротко сказал он и пошел на улицу.

Ни Пруфф, ни Роха перечить не стали.

Как только вышел, увидал солдата, что тащил из конюшни огромную и красивую яркую тряпку, он уже был на улице, а тряпка все тащилась из конюшни, он остановился, достал нож и собрался отрезать от нее кусок, себе для солдатских нужд.

— А ну стой, — окрикнул его кавалер. — Что это?

— Не знаю господин, нашел вот.

— Вытаскивай все на улицу, — приказал кавалер.

Солдат с трудом вытащил огромную, яркую красную ткань с золотым шитьем и веревками.

— Так-то шатер вроде, — догадался солдат.

Волков и сам это понял, только в отличие от солдата понял это сразу. Да это был шатер, из дорогой красной ткани, похожей на парчу, и с гербами Ливенбахов по периметру.

— По закону войны, личные вещи, что принадлежали командиру врага, принадлежат командиру победителей, знаешь об этом? — спросил кавалер.

— Знаю, господин, — невесело отозвался солдат.

— Теперь это мой шатер, сложи его и отнеси Пруффу.

— Да, господин.

Он хотел было уже пойти узнать, как дела у Сыча и Егана, серебро волновало его больше, чем доспехи и шатер Ливенбаха, но его остановил отец Семион:

— Господин рыцарь.

— Ну?

— Нужно что-то решить с пленными, — он указал на девятерых пленных, что сидели у забора.

Почти все они были ранены. Доспехи у них отняли. И теперь они покорно ждали своей участи. Кое-кто молился, а кто-то просто сидел, опустив голову. А кто-то и умирал, истекая кровью.

— Ну, дай им причастие, — сказал Волков, — тому, кто согласится его принять. Да спроси, может, кто вернется в лоно истинной веры. А остальным — смерть.

— Уже предлагал исповедаться в ереси, и принять истинное причастие, но они упорствуют в ереси своей, никто не согласился раскаяться, а без раскаяния мне не должно причащать их.

— Ну и пусть катятся в ад, — закончил разговор кавалер. — Скажу Пруффу — сейчас всех зарежут.

— Не торопитесь господин, не нужно их резать.

— Почему? Мы их не милуем, они нас тоже.