— Вы бы поменьше болтали, — сказал кавалер и тронул коня, — а если и спросит кто, так скажите, что неизвестный купец привез сегодня утром. Сами вы купца не видели, ждали меня, пока я с ним говорил.

В шатре у Волкова Еган расстелил попону на полу и высыпал деньги на нее. Никогда в жизни у Волкова не было столько денег, он даже и не мечтал о таком богатстве. А про Сыча и Егана и говорить не приходится.

— Считайте, — сказал кавалер, усаживаясь на мешок с горохом.

— Экселенц, да как же их считать? — недоумевал Сыч. — Тут меняла нужен знающий, все деньги разные, со всего света. Я, так многих, и не видал никогда. И новые, и потертые, и вообще вон, — он достал одну затертую монету толщиной в лист бумаги, — вон какие.

— Ну, хоть как-то посчитайте, — ответил Волков. — Отберите те, что знаете.

Сыч был прав. Они с Еганом сидели на земле, копошились в куче серебра оба то и дело, поглядывали на господина. Они явно хотели начать разговор.

— Ну, — произнес кавалер, — чего в гляделки-то играете, хотите говорить — так говорите.

Сыч был хитрый, он промолчал, только покосился на Егана. А Еган был прост, он был из деревни:

— Господин, а нам-то, что будет из этих деньжищ?

— Будет, — ответил Волков, — возьмите себе по двадцать монет.

— По двадцать? — спросил Еган с удивлением и восхищением.

— По двадцать? — спросил Сыч с разочарованием.

— Да, остальные мне понадобятся, нужно пушки у Пруффа выкупить. Моей доли на них не хватит.

— По двадцать! — повторил слуга мечтательно.

— Ну, по двадцать — так по двадцать, — невесело произнес Сыч.

— Еще получите после, я велел Пруффу считать вам порцию наравне с его солдатами. Вы двое, Роха, Хилли-Вилли и оба попа получат свои доли из добычи, так что не нойте. — Произнес Волков строго.

— Да мы и не ноем, господин, — заверил Еган.

— Ну раз так, то тогда… А сколько там еще денег нам будет? — спросил Сыч.

— Там добычи на две тысячи монет, минус капитанская доля, да две сержантские, остается тысячи полторы. Вас всех, с людьми Пруффа, человек тридцать, монет по сорок-пятьдесят еще получите.

У Егана, что всю жизнь горбатил на барина, денег таких отродясь не было, он глядел на господина круглыми глазами. Да и Сыч, после подсчетов уже не так кисло выглядел.

Но больше он давать им не собирался, несмотря на то, что это они нашли эти деньги. Почему? Да потому что он был рыцарь и глава отряда, и главное — он был их господин. А значит, он забрал себе кучу серебра почти на тысячу полновесных талеров, что чеканятся в славной земле Ребенрее.

Но все равно этого ему было мало. Кто бы ему сказал, полгода назад, что тысячи монет ему будет мало, он того посчитал бы дураком. А теперь тысячи ему было мало, он сидел и думал, где взять еще тысячу. Ему нужно было выкупить весь трофей у Пруффа и его солдат. Если все починить, да все привести в надлежащий вид и продавать не спеша, то можно взять еще полцены. Император южные войны и не собирался заканчивать, и еретики на севере создали большую лигу не для мира. Так что латы, оружие и снаряжение будут в цене еще долго. В общем, деньги были ему нужны. И он знал, где их взять:

— Еган, давай-ка обедать, а ты Сыч, найди попа, позови его.

— Молодого попа, Ипполита? — Уточнил Сыч.

— Нет, отца Семиона.

Волков уже обедал, все считая и прикидывая, когда пришел Сыч и заявил:

— Экселенц. Не нашел я попа. Нету его нигде.

— Как нету? — кавалер помрачнел, смотрел на Сыча, поставил стакан с вином на перевернутую бочку, что служила ему солом. — Как нигде?

— Нет его в лагере, я уж думал, он у людей Брюнхвадьда, так и там его нет.

— Может он в городе остался? Надо будет съездить, — все еще надеялся Волков, что поп не сбежал.

— Да не в городе он, экселенц, я поспрашивал, он при мощах, с Рохой из города пошел, Роха помнит. Он шел с Хилли-Вилли. Но вот никто не помнит, чтобы он ночевал в лагере.