Мощи святого Леопольда - Борис Конофальский (2019)

— Роха, — кавалер стучал кулаком по столу с каждым словом, что говорил, — мне нужны мушкеты, слышишь?

— Слышу, — Роха встал и снова хотел взять хлеб с тарелки, и снова Волков не дал ему это сделать.

— Иди, завтра получишь деньгу от Пруффа, вернешь мне долю за сарай и чан для пороха.

— До свидания, — сказал Роха.

— До свидания, — сказал Волков.

Не то чтобы ему нужны были эти деньги от Рохи, он бы мог и плюнуть на них, но он не мог так оставить того, что болван Роха ручался за этих бродяг, которых и не знал даже толком. Вот пусть и заплатит за свою глупость.

— А кузнеца, я бы на твоем месте на цепь посадил бы, — крикнул он вслед Рохе.

Тот остановился, повернулся и кивнул, и пошел прочь.

А когда он ушел, вниз спустилась Агнес. Бочком, тихонечко присела к Волкову на лавку, вся опрятная, с чистыми кружевами на новом платье, нехотя поковырялась пальчиками в блюде с мясом, да ничего не выбрала, вытерла пальцы о рушник и заговорила негромко:

— А к Хильде Сыч ходит.

— Что значит ходит, каждый день захаживает? — спросил каалер.

— Так почитай каждый день, еще, когда у Ференбурга вы лагерем стояли, стал ходить. Пришел, говорит: «Давай я тебе Хильдочка денег за ласки дам». А она ему: «За двадцать крейцеров тебе дать? Козу себе купи». А он: «Нет, говорит, у меня деньга есть». А она: «Деньги-то у тебя откуда? Ты ж с господского стола ешь! Из имущество только вша на аркане». А он ей: «Раньше так было». И сам полез в рубаху и целую горсть серебра достал, звенел у нее перед носом. Говорит: «Я тебе талер дам. Я то серебро в городе добыл, у еретиков отнял». А она авось не дура, говорит ему: «Отдамся за два талера». А он и рад, согласился. А она мне поутру говорит: «Зря два просила, дурень и три бы дал».

Волков стал серый, сидел мрачнее тучи, он значит, кровать для нее просил сделать, перины раскладывал, а она, шалава кабацкая, его на Сыча, да на пару талеров меняла. А недавно дверь не отпирала.

— Когда я пьян, к ней в дверь стучал, она с Сычом что ли была? — невесело спрашивал он у Агнес.

— Нет, мы вдвоем были, Сыч уже раньше ушел. А она из паскудства вам не отпирала, смеялась над вами и лаяла вас дураком пьяным, говорила, что вообще вас до себя теперь не допустит.

Кавалер еще больше помрачнел. Поглядел на девушку:

— У тебя платье новое? Откуда?

— И платье, и вот, — она без стеснения задрала подол, показала нижние юбки, — батист и туфли новые.

— Их тебе шалава эта купила? На те деньги, что у Сыча взяла?

— Ага, да еще на те, что ей Георг дал.

— Она еще и фон Пиллена обобрала? — искренне удивился Волков. — Ты глянь, какая ловкая!

— А у кавалера Георга, она и не просила, он сам ей дал, кольцо и коробочку с серебром. А еще он ее называл такими словами… — девушка вспоминала, мечтательно закатывая глаза. — Солнцем называл, и красой необыкновенной, и еще замуж ее звал и…

— Какой еще замуж, куда звал! — зло оборвал ее Волков. — Она кто? Она девка трактирная, а он рыцарь кровный. Какой ей замуж, шалашовке, ее и Сыч замуж не возьмет. Из постели в постель скачет, быстрее чем петух по насесту.

— Нет, неправда ваша, — вдруг сказал Агнес. — Сыч-то ее замуж возьмет, он ее все время уговаривает, я сама слыхала.

Кавалера аж передернуло, он глянул на девочку и холодно сказал:

— Пусть идет, лучше ей не сыскать.

— Да почему же не сыскать…

— Спать иди, — рявкнул кавалер.

Агнес вскочила и бегом кинулась наверх в покои.

А он еще долго сидел, мрачнее тучи. Не пил, не ел, сидел злой и все. В ту ночь, как только он пошел спать, повалил снег, укрыл город. Для Ланна снег перед Рождеством не в диковинку, а вот то, что первый снег до утра не растаял — так то было удивительно. Утром на улице мальчишки кидались снежками, бабы кутались в платки, снег хоть сам и не таял, да на дорогах его размесили в грязную серую мокрую кашу люди своими башмаками.