Хоккенхаймская ведьма - Борис Конофальский (2019)

Вопрос был лишний, кавалер не сомневался, что это Маеру он воткнул стилет в мясо. А Маер только нагло ухмыльнулся и ответил:

— Нет… Не знаю, кто… вас резал. Я внизу был… пиво пил.

— Пиво, значит? — кавалер больше не мог сдерживаться.

Больным и израненным кулаком он врезал бандиту сверху вниз в морду, в нос, так, что слышно стало, как кости хрустнули, и хлипкая кровать под бандитской башкой. Маер застонал. А Волков ударял ещё и ещё.

Последние два раза Чёрный Маер, даже не шелохнулся, не кряхтел, он закатил глаза под веки, разинул рот с синими губами и, казалось, не дышал. Кавалер вздохнул глубоко и пошёл на выход. Сапогом пнул хлипкую дверь так, что та чуть не оторвалась и зарычал:

— Сыч, разводи огонь, кали железо, жги эту сволочь, пока не скажет, где мой меч, или не сдохнет.

— Ёган, подсоби, — крикнул Сыч и чуть ли не бегом побежал в лачугу. И уже оттуда стал причитать: — Экселенц, да вы его, кажись, прибили.

— Не прибил, — отвечал Волков, стараясь держать себя в руках, — я его кулаком только.

— Господин, да вы с вашим кулаком и здорового убьёте, а из этого и подавно — дух вон, — бубнил из лачуги Ёган.

— Жив он, — говорил кавалер, разглядывая больной кулак.

Шов на ране чуть разошёлся, и одна за другой наземь скатились две капли крови. Волков подошёл к монаху, тот сидел в телеге, делал вид, что его всё происходящее не касается. Не любил брат Ипполит, когда у кавалера дурное расположение духа. Уж больно страшно было с ним рядом. Но кулак кавалера он осмотрел и сказал с укором:

— Нельзя так, господин, рану беспокоить нельзя, последствия будут.

Волков и сам это знал, он глянул на Эльзу Фукс, что сидела за монахом в телеге и тоже старалась не смотреть на страшного человека. В сторону смотрела, на улицу, теребила конец платка и надеялась, что он на неё внимания не обратит, а Волков обратил:

— Монах, а эту, шалаву сопливую, чего мы с собой возим?

— А что ж, в гостинице её оставить нужно было? Так я думал, лучше взять, а то убежит ещё. А будет, вдруг, нужна вам, — отвечал молодой монах.

— Максимилиан, — позвал кавалер, — проводи девицу к этой… как её… к благочестивой Анхен в приют.

— Меня в приют? — девушка перепугалась. — Добрый господин, не надо меня в приют. Оставьте меня, я домой пойду.

— Домой, — Волков глядел на неё с укором. — А жить, на что будешь? Кормилицей своей торговать по кабакам пойдёшь или думаешь, Вильма вернётся?

— Не знаю, но уж лучше по кабакам, чем в приют, — отвечала Эльза, начиная всхлипывать.

Волков, Максимилиан и брат Ипполит все уставились на неё удивлённо.

— И чем же тебе не мил приют? — спросил кавалер.

Девушка пожала плечами и, всхлипывая, сказала:

— Не знаю, не хочу туда, плохо мне там.

— Другим не плохо, а тебе плохо. Отчего так? — не отставал от неё кавалер.

— Не знаю, Анхен злая, бабы все злые. Матушка, вроде, как мешок лежит, а кажется, что злее всех. Глаза вечно таращит так, что сердце у меня в пятки падало. А можно мне с вами? Я могу помогать вам, стирать, готовить или… — говорила Эльза.

— И много ты стирала? — кавалер взял её руку в свою поглядел на неё. — Что-то не похоже, что ты прачка.

— Ну могу, если нужно ещё что… — робко предложила девушка.

— «Ещё что» — это ты про что? — Волков поглядывал то на неё, то на свою руку, с которой всё ещё падали капли крови.

Девушка мялась, глядела на него смущённо:

— Ну, если я вам приглянулась, могу девкой вашей быть. Или помогать вам с чем-нибудь.

— Девок разных в городе вашем толпы, на все вкусы есть, — отвечал кавалер, — и на мой вкус ты малость костлява. А хочешь помочь, так скажи мне, кому твоя Вильма мой меч могла продать.

— Скажу, — неожиданно произнесла Эльза, — а если сыщем ваш меч, вы меня в приют не отправите?

— Обещаю.