— Ладно, — обрадовалась девочка, — один раз осенью Вильма болела, сама не ходила, её тогда Старая Мария порчами изводила, оттого ноги у неё пухли так, что в башмаки не влазили. И вот сказал она мне одну вещицу золотую в кабак к жиду Бройцу снести. А Бройц её не взял, говорил, что с гербом она, ему такие не нужны. Говорил, мало ли мы кого благородного зарезали. Побоялся. И тогда Вильма велела вещицу эту нести к пекарю Кирхеру, тот ничего не боится, только цену самую низкую в городе даёт. Тот берёт всё, что хоть пару крейцеров дохода даст.

— А что за вещица была? — спросил Волков.

— Да застёжка для плаща, очень красивая. Вот я и думаю, может, вам у пекаря про меч спросить.

Кавалер ласково погладил её по голове и пообещал ещё раз:

— Найдём меч — при себе оставлю.

Девочка радовалась и лезла к монаху в телегу. А Волков пошёл в лачугу узнать, как там дела у Сыча.

— Нет, экселенц, толку не будет от него, еле жив он, я его в разум привожу, а он тут же опять теряется. Ничего спросить не успеваю, — говорил Фриц Ламме. — Куда уж тут железом его жечь?

Кавалер смотрел на едва живого бандита, брезгливо кривил губы и, наконец, принял решение:

— Ладно, поехали, девка сказала, что меч мог купить какой-то пекарь.

— Меч купил пекарь? — удивился Сыч.

— Поехали, проверим, что за пекарь, а этот, — кавалер кивнул на бандита, — пусть малость отживеет — тогда опять с ним поговорим.

— Вот она, пекарня, — сказала Эльза, указывая пальцем на крепкие ворота и высокий забор, — тут пекарь Кирхер живёт.

— Чего-то не пахнет здесь сдобой, — говорил Ёган, оглядывая высокий забор, — и вообще хлебом не пахнет, что ж это за пекарня такая?

— Ну-ка подсоби-ка, — сказал ему Сыч, спрыгивая с коня и направляясь к забору.

Ёган понял, чего тот хотел, встал у забора и помог Сычу забраться на него. Ловкий Фриц Ламме тут же спрыгнул на тут сторону, и сразу же послышался лай здоровенной собаки. Но кавалер не волновался за Сыча. Сыч и стаю собак перерезал бы, случись нужда. Вскоре за лаем послышалась и ругань, но ворота уже открывались. Как только появилась возможность, во двор протиснулся и Ёган, достав тесак из ножен. Волков с удовлетворением заметил, что Ёган уже совсем не тот деревенский мужик, которого он встретил в убогой деревушке. За Ёганом во двор прошёл и Максимилиан, тоже достал оружие. И уже после них, как и положено господину, чуть склонив голову, чтобы не задеть свод ворот, въехал и он сам.

Во дворе огромный пёс рвал крепкую цепь и лаял без устали. И там же сидел на земле мужик, держался за окровавленную голову, рядом валялась дубина. А над ним стоял Сыч, победно поигрывая кистенём, и говорил:

— Я ему говорил не баловать, а он лезет даться.

Во двор вошла и Эльза.

— Это пекарь Кирхер? — спросил у неё Волков.

— Нет, господин, это слуга его, — отвечала девушка. — Кирхер другой.

Тут же Ёган и Максимилиан пошли в дом, Волков слез с коня и пошёл следом.

Большая комната, бывшая пекарня, в которой давно не пекли никакого хлеба, завалена грудами одежды, обуви старой, седлами и хомутами, даже крестьянскими инструментами, грабли и вилы тоже были тут.

За длинным столом, у небольшого окошка, стоял крепкий мужик, больше похожий на франтоватого возничего, чем на пекаря. Он удивлён не был, был насторожён, оглядывал вошедших недобрым взглядом.

Максимилиан разыскал табурет, поставил его на середину помещения, Волков сел, вытянул больную ногу.

Тут и Сыч вломился, втащив за собой мужика с разбитой башкой. Бросил его на пол огляделся и спросил:

— Ну, ты и есть тот самый пекарь Кирхер?

— Может, и я, а вот вы кто? — храбро говорил хозяин.

— Давай так говорить будем, — предложил Сыч, — я спрашиваю, ты отвечаешь, а если ты спрашиваешь, — Фриц Ламме показал мужику кистень с небольшой свинцовой гирей, — вот этой вот гирей получаешь по мусалам.