Вассал и господин - Борис Конофальский (2019)

Поехали на юг в ту землю, что зовется Эшбахт и которую иные называют западным Шмитценгеном. В общем, ехали они в имение, в жалованный удел рыцаря Божьего, Хранителя веры, Иеронима Фолькофа, которого прозывают Инквизитором.

* * *

Возбуждение, волнение и желание скорее увидеть свою награду, что жило в нем уже несколько дней и что не могли унять все разговоры о скудости его земли, сразу пошли на убыль, как только стало светать.

Едва солнце осветило их путь, так он увидел дорогу на юг, дорогу, что вела к Эшбахту. И тянулась туда не дорога, а жалкая нитка, две почти заросших колеи от колес мужицких телег, что вели мимо бесконечных невысоких холмов, заросших жестким и корявым кустарником.

Вниз — вверх, вниз — вверх и так до бесконечности.

— Весной тут в низинах вода стоит? — спросил Волков у землемера Куртца, разглядывая окрестности.

— И осенью стоит. Весной от паводка, если снег ляжет, а осенью от дождей.

— Тут, наверное, на телеге не проехать?

— Только верхом, — подтвердил землемер.

— И как же мужики урожай вывозят? — кисло спрашивал кавалер, не очень-то надеясь на ответ.

— То мне не ведомо, — отвечал Куртц, он вдруг поднял руку и указал на восток, — может по реке, вон она, Марта начинается. Тут ее истоки.

С холма открылся вид на реку, в проплешине меж холмов и кустов, в лучах восходящего солнца блеснула вода. Не река, а ручей еще, десять шагов, не шире.

— Марта! — воскликнул Брюнхвальд. — Вот как она начинается, а в Хоккенхайме так широка, что в утренней дымке другого берега и не рассмотреть. А тут ручей — ручьем.

— Кавалер, — произнес землемер, указывая вперед, он уже и карту достал, развернул ее, — видите тот холм?

— Да, — сказал Волков невесело. — Прекрасный холм.

Холм, как холм, разве что выше всех других, дорога его оббегала слева. Ничего особенного.

— Там, где он кончается, — Куртц показал ему карту, указывая линию пальцем, — там начинается ваша земля.

Вот она, оказывается, какая его земля. Бурьян, репей в низинах да унылые холмы, заросшие барбарисом, козьей ивой и шиповником.

Да и кусты-то чахлые кроме ореха, тот рос высокий. Кроме него только лопухи вокруг хороши.

А на срезах холмов земля виднеется, вся желтая или красная.

Волков тем временем объехал холм, реку ему видно уже не было, да и не было у него желания смотреть. Он повернулся и позвал Егана. Тот тут же подъехал.

— Ну, видишь, что за земля вокруг?

— Дрянь земля, — беззаботно отвечал тот. — Суглинок поганый.

— Суглинок, — мрачно повторил Волков оглядываясь. — Ни пахоты, ни лугов, ни покосов. Бурьян да орешник.

Говорил так, словно это Еган виноват. Словно этот он ему лен даровал.

— Холмы есть, — вдруг сказал тот, — трава под кустами есть. Мало-мало, а есть, козы прокормятся, а может, и коровы где поедят.

— Дурак, — сказал кавалер, — я по-твоему что, коз разводить должен?

— А что? А хоть и коз, — не унывал Еган, — чем плохи козы?

Он на секунду задумался и продолжил:

— Коза — она очень неприхотливая скотина. Болота, камень, лес — ей все нипочем, везде себе пропитание найдет. А от нее молоко, шерсть да шкура какая-никакая под конец. И мясо еще, чуть не забыл!

Волков обернулся за спину на людей что шли за ним, там их было чуть не полторы сотни, шли они в надежде, что им будет в его земле прокорм. Тащили и везли в обозе свой нехитрый солдатский скарб, инструменты, палатки, котлы да одеяла.

Конечно, не упрекнут они его. Ведь он не звал их с собой — ни их, ни их офицеров, он даже Карла Брюнхвальда не звал. Ничего им не обещал. Сами попросились. Но все равно было ему неприятно, что ведет он их в такую пустыню.