Башмаки на флагах. Том первый. Бригитт - Борис Конофальский (2020)

— И что же вы хотите делить? В лагере горцев мы много не взяли, только то, что смогли унести, большую часть потопили и пожгли. Обоз у них был мал.

— Верно, верно, — соглашался фон Финк, — из лагеря взяли только то, что на баржу влезло. Но и того немало было. А обоз у них был мал, это так, это так, но вот лодок на берегу одиннадцать, а ещё и три баржи, всё нами взято, и доспех, что по берегу раскидан и с мёртвых снят, и оружие, ротмистр Рене говорил, что одних арбалетов семьдесят две штуки собрано.

Он уже начинал раздражать Волкова, но тот вида не показывал:

— Капитан, только что вы мне про уложение кондотьеров говорили, так давайте ему и будем следовать. Всё, что взято, будет делиться по чести старшими офицерами в присутствии солдатских старшин и избранных корпоралов.

— Я об этом и говорю, об этом и говорю, — продолжал капитан. — Мне надобно уходить, а раздел добычи нескоро будет, может, вы мне мою долю сейчас, вперёд выдадите?

«Чёртов мошенник».

— То невозможно, — говорит кавалер. — Так как нет у меня денег при себе, и к тому же, как же мне знать, какова будет ваша доля.

— За многим я не гонюсь, не гонюсь, — капитан говорил вкрадчиво и даже заискивающе, — считал я в уме, что по солдатам, сержантам и офицерам доля моя будет семьсот талеров Ребенрее. И того я у вас не прошу, думаю, что по-божески и по чести будет взять мне шесть сотен монет. А коли нет у вас их при себе, то достаточно мне будет от вас векселя за вашим именем.

«Чёртов мошенник! Ты бы так дрался, как торгуешься, и был бы ты лучшим генералом, что видел свет божий».

— Нет, — твёрдо ответил кавалер, — нет, сидите и ждите своей доли; как всё поделится, как всё продастся, так своё и возьмёте, а ежели торопитесь, так оставьте от себя офицера, а от людей своих корпоралов.

Фон Финк поджал губы, всем сим видом выказывая разочарование:

— Очень жаль, кавалер, очень, что не выходит у нас с вами сердечная дружба.

Волков не удержался и фыркнул, чуть не засмеявшись:

— Что ж это за дружба такая, которую вы векселями измеряете?

Фон Финк не удостоил его ответом.

Солдаты собирались или вставали от костров и поднимали вверх оружие, когда он с офицерами шёл мимо:

— Эшбахт! Эшбахт! — неслось над лагерем.

Это его имя выкрикивали солдаты. Да, его новое имя. В его честь звонили колокола больших городов, его имя кричали глашатаи и зеваки, но никогда его имя не кричали те люди, которых когда-то он считал своими братьями.

— Эшбахт! — неслось над лагерем.

О чём он мечтал длинными и холодными ночами в караулах и секретах… Не об этом ли?

Даже и близко такого не было, сначала он мечтал о ста талерах, потом о доме с женой и небольшом капитале, о лавке с пряностями, об оружейной мастерской в тихом и узком переулке. В лучшем случае о небольшом конном заводике на двадцать коней. О победах над горцами? Никогда.

— Эшбахт! — рычали охрипшие и простуженные солдатские глотки, орали так, что спасшиеся горцы на той стороне реки слышали.

А он шёл среди них спокойный, холодный, невосприимчивый ни к страху, ни к лести, ни к славе.

Он, Рыцарь Божий, хранитель веры, Иероним Фолькоф фон Эшбахт, коего кличут Инквизитором, заслужил эти крики и эту славу. Он заслужил восхищение этих смелых и жестоких людей. Это он вёл их к победе вопреки всему, он заставлял их надрываться в невыносимых усилиях, чтобы победить. Он заставил их сделать то, во что сами они не верили. Это он заставил их победить непобедимых. Так пусть славят его ещё громче, чтобы женщины, пришедшие узнать, что сталось с их мужьями, знали, кого им проклинать. Чтобы по всей реке, по всей огромной реке шла о нём слава, пусть лодочники и купцы разнесут весть до самого холодного моря, что он, кавалер Иероним Фолькоф фон Эшбахт, дважды разбил сильнейшего врага. Врага, перед которым склонялись короли, герцоги и даже сам император.

— Эшбахт! — продолжали кричать солдаты.