Башмаки на флагах. Том первый. Бригитт - Борис Конофальский (2020)

Он кивал им и шёл мимо, даже когда ему хотелось остановиться и поговорить со знакомым солдатом или сержантом. Нельзя, нельзя этого делать, иначе они и в бою захотят перекинуться с ним парой слов или, не дай Бог, посоветовать ему что-нибудь или оспорить его приказ. Он шёл дальше, дальше к воде, туда, куда вёл его ротмистр Рене. Только один раз он остановился.

— Эшбахт! — крикнул один высокий и ещё нестарый солдат с перевязанной рукой.

Волков остановился, и все офицеры остановились с ним:

— Я помню тебя, ты из людей фон Финка, из тех, кто не побоялся спрыгнуть в овраг, когда убивали капитана райслауферов.

— Именно так, господин. Это я, — чуть робея, отвечал солдат.

— Тебе и тем, кто был с тобой в овраге, ротмистр Бертье обещал по пять талеров. Я не забыл. Вы получите деньги.

— Спасибо, господин, спасибо, — кланялся солдат. — А не найдётся ли места у вас для меня, я слыхал, что вы своим солдатам даёте немного земли и разрешение жечь кирпич, может, один из ваших офицеров возьмёт меня к себе в роту, а с солдатами я договорюсь.

— Как тебя звать, солдат?

— Биргер, господин, Ганс Биргер.

— Мне нужны храбрецы, Ганс Биргер, — произнёс Волков и невесело подумал о том, что это сражение было не последним его сражением. — Когда вернёмся в Эшбахт, попросишь у моего знаменосца ленту.

— Ленту? — не понял солдат. — Какую ленту, господин?

— Бело-голубую ленту цвета моего знамени, такую, какие носят на руке мои сержанты, — сказал кавалер и пошёл дальше.

— Ленту? — Ганс Биргер ещё недоумевал, но солдаты, что были с ним рядом, уже всё поняли, начали его поздравлять.

Они хлопали его по плечам, по-дружески стучали кулаками ему по спине, требуя с него выпивку.

Пленных держали на берегу, там их легче было охранять. И плевать, что с воды дул ледяной ветер, а пленные были раздеты и многие из них ранены. Плохая война — это есть плохая война. Их всё равно ждала смерть. Горцы сами всегда казнили пленных, даже благородных, за которых можно было взять выкуп, и то убивали, а уж с солдатнёй так и вовсе не церемонились. И сами они теперь на пощаду не рассчитывали. Они сидели, сбившись в кучи, плотно прижимаясь друг к другу, стараясь так беречь тепло, раненые лежали тут же, без всякой помощи.

— Я приказал их не кормить, к чему тратить хлеб, солдаты грозятся их перебить и без приказа, — сказал ротмистр Рене, которому было поручено охранять врагов.

Волкова не удивило то, что солдаты уже точат ножи на пленных, его как раз удивило то, что их не перебили сразу.

— Всего их сто двенадцать, шесть сержантов и два офицера, это всё местные, с кантона Брегген. И ещё тридцать три райслауфера с соседних кантонов.

— Господин, — крикнул один из людей Рене, один из тех, кто сторожил пленных, — когда можно будет пустить их поплавать? Осточертело их сторожить.

— Выполняй, что приказано, — сухо откликнулся кавалер.

Были времена, когда он люто ненавидел горцев, люто, и ни одной лишней секунды не дал бы им прожить. Но в те времена он был солдатом, простым солдатом. А сейчас всё было по-другому. Теперь он должен был думать, думать наперёд.

— Рене, — позвал он.

— Да, кавалер.

— Дайте им хлеба и разрешите жечь костры.

— Хлеба? — удивился ротмистр.

— Да, и ещё дайте знать на тот берег, что я приму парламентёров, — всё так же твёрдо продолжал кавалер.

— Парламентёров? — переспросил Рене.

— Именно, Рене, пусть приезжают сюда, я хочу говорить с ними. И пока не поговорю, пленных резать не дозволяю.

Офицеры, все, кто слышал его, были в недоумении. Они переглядывались. Даже командир арбалетчиков Стефано Джентиле был удивлён. Хотя какое ему, ламбрийцу, было дело до местных обычаев и правил.

— Роты будут недовольны таким решением, — заметил Бертье.