Проданная - Кира Шарм (2020)

— Ни хера, Санников. Ни хера, — ржет, запрокинув голову, а я букашкой мелкой себя рядом с ним чувствую. — Я тебя метелить до посинения буду. Пока твой инстинкт звериный из глубины не проснется. Пока не заревет и не начнет меня убивать. Крошить. Не думая, как удар, блядь, поставить. Вот тогда только научишься. Все остальное — балет, бля. Красиво со стороны и ни хера не пригодно в жизни. И хрен я дам тебе передышку. Хрен ты у меня сдуешься.

— Я не сдуюсь, Ромка. Я, блядь, сдохну, но не сдуюсь.

— А вот это уже херово, — Ромка прищурился, глядя на меня как никогда серьезно. Даже наклонился, чтоб глаза наши с ним вровень оказались.

— Почему? Лучше быть слабаком, что ли?

Он никогда не советовал мне сдаться. Никогда не подсказывал отказаться от компании, чтобы остаться в живых. Всегда был на моей стороне. Молча. Но я чувствовал его поддержку. И вот за это я больше всего ему благодарен.

— Если ты дерешься, чтоб сдохнуть, но не сдаться, — ты уже проиграл, Стас. Думаешь, я как на ринге побеждаю, м? Против троих, пятерых выхожу и каждый, блядь, раз кубок свой и бабло забираю, хоть каждый из них и мощнее меня? Потому что чувствовать надо, как будто ты уже сдох. Вот здесь, — проводит кулаком по груди, там, где сердце еще бешено колотится от нашего спарринга. — Тебе терять должно быть нечего, понимаешь? На все насрать. Тогда сила твоя вырывается. Она убивает, она расшвыривает всех вокруг. Потому что они — они за что-то дерутся. А тебе нечего терять. Ты тогда в стихию превращаешься. И не от кулаков, изнутри это идет. Тогда если тебя в лес вывезут и стволы к голове приставят возле ямы вырытой, ты одними глазами их так на хуй всех послать сумеешь, что у них, со стволами, ноги подкашиваться будут. Только это не сыграешь, Стас. Не научишься. Это внутри себя прочувствовать надо.

И я прочувствовал.

Сначала озверел и метелил Ромку в ярости какой-то дикой, на голом инстинкте. Потом сам не понимал, как удалось. Очнулся, когда он уже на мате валялся.

А потом понял. Почувствовал. Нащупал.

Это реально — пиздец, какая сила. Когда ничто тебе не важно, ничего не держит. Ни ненависть, ни жажда поднять дело отца, ни стремления — ничего. Не зависишь ни от одного своего желания и к самой жизни не привязан. И терять и правда нечего, потому что нет такой потери, какой бы ты не пережил. Вот тогда сила какая-то сумасшедшая изнутри прорвалась, как поток воды, что заперт раньше был. Тогда и научился размазывать по стенке одним взглядом. Реально, блядь, видел, как они отступали. Как заикаться начинали те, кто угрожать и прессовать меня пришли. А ведь я даже и кулака не успевал поднять.

Наверное, таким был и отец. Вот откуда его взгляд, что к полу сразу припечатывал. Я будто ощущал его в себе, внутри. Точно такой же, а, может, даже и сильнее.

Только у отца любовь его всепоглощающая была. Мама, ради которой он жил, дышал ради которой.

А мне и вправду было нечего и некого терять. И ничто не омрачало эту бешеную силу, которой я и сам иногда поражался.

Я понимал и видел многое.

Не зря отец меня почти с пеленок держал в своем кабинете. Не зря я, вместо того, чтобы играть или гонять в футбол, слушал его пояснения сложных бизнес-схем. Ни черта малой, конечно, не понимал, а теперь память все сама подбрасывала.

Бизнес отца не был чистым. Да и ничей тогда не был, все начинали с незаконных схем, с того, за что можно было легко сесть… Надолго. Вся элита выросла из криминала, да и последние годы мало что изменили в бизнесе.

Я сутками листал документы. И нашел. Многое нашел.

Схему, по которой подставили побочный, автономный бизнес отца. И ту, по которой его друг Лева Серебряков, аккуратно присвоил себе то, что должно было стать общим делом двоих друзей.

И не понимал. Неужели он был настолько жаден до бабла, его друг?

Нет, тут что-то не так. Тут ненависть должна была быть.

И я ее нашел.