Зыбучие пески - Малин Джиолито (2017)

Это полная ерунда. Аманда хотела бы остаться в живых. Она не хотела умирать. В этом у меня нет никаких сомнений. Она не хотела умирать от моей руки.

Правда заключается в том, что все ужасное случилось после того, как я снова сошлась с Себастианом, и я не могла это предотвратить.

Нужно ли рассказать о второй личине Себастиана? Да, почему бы и нет? Я не обязана его защищать. Теперь он одинок, как и я. Но поможет ли мне это? Сыграет ли роль? Потому что сегодня моя очередь рассказывать, но завтра – Самира.

Слушания по делу B 147 66

Обвинитель и другие против Марии Норберг

33

Вторая неделя судебного процесса, вторник

Самир выжил. Себастиан выстрелил в него три раза – в живот, в спину и в руку. Рука была прострелена насквозь, в животе застряла пуля. Врачи провели шесть операций и удалили часть поджелудочной железы. В материалах обвинения написано, что до конца жизни ему придется принимать лекарства, что он может пользоваться левой рукой, как прежде, и страдает от хронических болей в спине.

Но он способен продолжать учебу и планирует учиться не в Стэнфорде на деньги, полученные в качестве компенсации за ущерб от концерна Фагерманов. Это мне сообщил Блин.

Самир не только жертва и истец, он еще и главный свидетель обвинения. Единственный выживший из тех, кто был в классе. Главный козырь уродливой Лены, основа ее доказательств против меня. Я в курсе того, что он рассказал. Протокол допроса приложен к материалам дела, и я с ним ознакомилась. Точнее, я читала его столько раз, что практически помню наизусть. Самир сообщил на допросе, что я намеренно застрелила Аманду. Что я спокойно взяла ружье, и что Себастиан спокойно смотрел, как я это делаю, и потом сказал: «Давай же, сделай это. Я хочу, чтобы ты выстрелила». И потом я выстрелила. Сначала в Аманду, потом в Себастиана.

В зале суда тихо. Я вхожу и сажусь на свое место. Воздух дрожит от напряженного ожидания, как сказала бы бабушка. Даже судьи выглядят сегодня по-другому. Пыжатся от важности, как в первый день процесса.

Самир выступит не раньше следующей недели. У него были дела в Стэнфорде, и суд поменял наши выступления местами. Вот почему все так взволнованы. Они ждут моего рассказа. Учитывая, что все в курсе того, что скажет Самир, я не понимаю, откуда это волнение. Ничего из того, что я скажу, не повлияет на его рассказ. Сандер сказал, что показания Самира следует воспринимать в контексте ситуации, в которой он находился, и что в его наблюдениях есть сомнительные моменты. Но я знаю, что ему поверят. Потому что Самир из тех, кому люди верят.

Сандер начал с вопросов обо мне. Спросил, сколько мне лет, хотя эта информация известна абсолютно всем, спросил, где я живу, и я ответила не «Юрсхольм», а с «мамой, папой и младшей сестрой, которой пять лет и ее зовут Лина». Потом он спросил, как я учусь в школе, я отвечаю «довольно хорошо». Сандер отмечает «очень хорошо». Закончив разогрев, он переходит к тому, что произошло. Сандер раньше сообщил мне, что не собирается фокусироваться на том, как Самир воспринял произошедшее, но попросит меня рассказать о событиях в классе.

Но в суде он начинает с вопроса о попытке самоубийства. Я рассказываю о том, как плохо он себя чувствовал, о злоупотреблении алкоголем и наркотиками, о том, как все это было тяжело для меня, о моем романе с Самиром, о том, что сделал Себастиан, когда я его бросила, о нашей встрече в больнице.

– Расскажи, что было после того, как Себастиана выписали из больницы? Сможешь?