Зыбучие пески - Малин Джиолито (2017)

Я не видела Себастиана, но слышала его смех. Это был искусственный смех, который он часто изображал в присутствии отца. Это вызвало у меня раздражение. Себастиан позволял ему издеваться над собой, он был беспомощен перед нападками отца. Разве он не видел, что Клаес его просто презирает? Он не мог не видеть. Видел ли он, что у его отца проблемы с головой? Видел. Понимал ли, что его поведение неприемлемо? Понимал. Но тогда почему он ничего с этим не делал? Почему не говорил, что нельзя так обращаться с живыми людьми? Почему позволял Клаесу делать все, что захочется? Клаесу Фагерману было дозволено все. Все только сидели и поддакивали.

Но третья вилка была последней каплей. Двумя руками я оттолкнула его руку с вилкой.

– Девочка моя, – запротестовал повар. – Ты должна есть, если хочешь вырасти большой и сильной.

– Открой рот, – велел кто-то. Я не поняла, кто. Может, министр. Себастиан снова засмеялся. Как его отец. Я до боли стиснула веки. Перед глазами вспыхнули белые точки.

– Я иду домой.

Он не ответил. Даже не посмотрел в мою сторону. При выборе между мной и отцом он всегда выбирал отца. У меня не было ни шанса.

– Разумно с твоей стороны, – сказал Клаес, беря миску с картошкой. – Очень вкусно, – добавил он, обращаясь к повару.

Я сделала четыре шага и встала перед Клаесом.

– Ты правда так думаешь? – выдавила я. Горло сдавило словно тисками. Голос срывался. Я чувствовала, что сейчас разрыдаюсь, и не хотела делать этого у них на глазах. Но я должна была это сказать.

– Думаешь, все в порядке? Думаешь, не надо ничего делать? – всхлипнула я, не в силах бороться со слезами. – Тебе плевать на то, что Себастиан плохо себя чувствует. Плевать, что он… Ты ничего не делаешь.

Клаес улыбнулся.

– А что я должен делать? – ледяным тоном ответил он. – Объясни мне, Майя, что я должен делать? Из того, что я еще не делал? Что это должно быть? Скажи мне.

Я пыталась унять дрожь, но безрезультатно. Я ожидала, что он предложит обсудить все это наедине, что сейчас не время и не место, потому что он ужинает с друзьями. Но нет. Клаесу было не стыдно. Чувство стыда ему было неведомо. Ему никогда не было стыдно. Он ничего не боялся и мог позволить себе говорить и делать все, что хотел. Никто во всем мире не смел ему перечить. Клаес отложил вилку и откинулся на спинку стула. Остальные тоже перестали есть.

– Мы слушаем, Майя. Скажи нам все, что у тебя на сердце.

Он повертел бокал с вином и поставил на стол. Желтая жидкость еще какое-то время бултыхалась, потом успокоилась. Другая рука лежала на столе. Он легонько постукивал по крышке стола мизинцем с кольцом-печаткой.

– Ничего, – выдохнула я. Горло болело от напряжения. – Тебе ничего не надо делать.

Я развернулась и вышла. Себастиан остался в кухне.

Мама с папой смотрели телевизор в гостиной, когда я пришла. Я сразу пошла в свою комнату, чтобы они не заметили, что я плакала. Но я так громко хлопнула дверью, что они услышала, что я дома. Может, подсознательно мне хотелось, чтобы они заметили, что я вернулась домой, а не осталась ночевать у Себастиана, как обычно по субботам. Через пару минут папа постучал в дверь. Я уже сняла джинсы и легла в кровать.

– Все хорошо, милая?

Я повернулась к стене.

– Да.

– Хочешь поговорить?

– Я хочу спать.

Он подошел к моей кровати, наклонился и убрал прядь волос со щеки.

– Спокойной ночи, милая.

На следующее утро за завтраком мама спросила меня:

– Что произошло, Майя?

Я пожала плечами.

– Вы поругались?

Я пожала плечами. Повисла тишина.

– Как Себастиан себя чувствует?

– Плохо.

– Понимаю. Хочешь, чтобы мы что-то сделали?

– Нет.