Нет дьявола во мне - Ольга Володарская (2016)

Пять лет Джакомо искал себя. Он и играл, и пел, и сочинял, но успех не приходил к нему. Перебивался случайными заработками, много тусовался, пил, курил траву и занимался сексом. Родственники готовы были отвернуться от него, пока на горизонте дядюшки-епископа не забрезжила перспектива стать одним из кардиналов. Тут сразу стало ясно, что отбившуюся овцу, пока она окончательно не запаршивела, надо возвращать в стадо. И Джакомо предложили отличное место. Стать руководителем и дирижером хора мальчиков в известнейшем монастыре Балканского полуострова. Это и престижно, и хорошо оплачивается. Джакомо покапризничал, конечно, ему не хотелось забиваться в глушь (тогда как родственнику-епископу только этого и нужно было – убрать племянничка подальше), но все же согласился. Устал он от мытарств творческих исканий и поиска заработка. Хотел сделать передышку на год-два. А потом вернуться в Италию…

Но Джакомо до сих пор в «Черном кресте». Вот уже двенадцать лет.

– Добрый день, – поздоровался он с Марко. Тот ответил ему и указал на лавку, стоящую рядом. – Вы насчет Даниеля хотели поговорить?

– Совершенно верно.

– Такая трагедия, – выдохнул дирижер и картинно прикрыл глаза рукой.

Он был несколько манерным, и это Марко не нравилось. А еще то, что Джакомо выливал на свои волосы такое количество геля, что они напоминали спагетти в соусе из чернил каракатицы. К остальному придраться было нельзя. Стройный, красивый, импозантный мужчина с обворожительной улыбкой, он недаром считался всеобщим любимцем. Если бы Марко не знал о дяде-епископе, так и не ставшем кардиналом, то решил бы, что Джакомо занял дирижерскую должность благодаря своему обаянию.

– Что вы можете рассказать о Даниеле?

– Вы слышали, как он поет? – вопросом на вопрос ответил Джакомо.

– Да, конечно. – Марко не был набожным, но торжественные службы по случаю Рождества и Пасхи посещал.

– И как вам его голос?

– Прекрасен, как и у всех мальчиков, поющих в хоре. С другими ведь не берут, не так ли?

– Бесспорно. Но солистами становятся единицы. Есть партии, исполняемые в одиночку. Я поручал их Даниелю.

– То есть, можно сказать, он был вашим любимчиком?

– Ах не так! – Джакомо всплеснул руками. Пальцы у него были длинными и тонкими. По-настоящему дирижерскими. – Он объективно… понимаете? Объективно был самым талантливым среди всех. И даже если бы Даниель мне не нравился, я не сделал бы солистом кого-то другого.

– А он вам нравился?

– Да.

– За что?

– Он был отличным парнем. А с каким голосовым диапазоном…

– Опустим его талант. Поговорим о Даниеле как о человеке. Вы тесно общались?

– Конечно. Мы же репетировали с ним постоянно. То есть он занимался не только со всеми, но и индивидуально.

– Разговаривали о личном?

– Да у них, я имею в виду хоровых мальчиков, личного не так много.

– И все же?

– Делился чем-то…

– Чем?

– Да ерундой, – увильнул Джакомо. – У вас уже есть подозреваемые?

– Конечно.

– Ой, а кто? – Дирижер аж подскочил, точно птичка, собирающаяся вспорхнуть на ветку.

– Вы.

Джакомо криво усмехнулся и растерянно протянул:

– Я не понял…

– Между вами были отношения. Не скажу, интимные. Но явно выходящие за рамки.

– Да вы!.. Да как вам?.. Да кто мог сказать такое?

– Вы соблазняли его? Признайтесь. За вами таких грешков уже немало замечено. И вы не только женщин домогались, но и мужчин. А вернее, пареньков.