Следствие ведут знатоки - Ольга Лаврова, Александр Лавров (2017)

— Понял, — Пал Палыч слегка вздохнул. — А когда вас осенило «погибнуть» от руки Горобца?

— Надоело все. И захолустье это, и фабрика… Обозначать, будто что-то там меня волнует в производственной жизни. Торчи на собрании и слушай, как очередной дуб тебя экономике учит… а у самого до получки трояка не хватает. Ну а главное — вы, в смысле, следствие. Чувствую: пора обрываться. Я закурю?.. Спасибо. От районных проверяльщиков я бы, пожалуй, отмазался. А к вам сунуться — вы бы ведь послали?

— Послал бы.

— То-то и оно. Пора было закругляться. Но — с умом. И как раз — бац! — кровь носом. И вот стою перед зеркалом и размышляю: моя рубашка, моя кровь. Соблазнительно. Вызвать Горобца на угрозы, натаскать Алену… извиняюсь, оговорился. Ну и еще кое-что сошлось…

— Что влюбленный киномеханик подозрительно уехал?

— Значит, вам все известно?

— Теперь-то да. Задумка не лишена была оригинальности. Дескать, если меня тут убили — это событие сугубо местного значения. Когда я где-нибудь за тысячу верст вынырну — там никто не удивится: вы, мол, гражданин, давно зарезаны… Но вы ведь собирались улизнуть не только от нас, но и от подельщиков! Угадал? Слишком они по вас сокрушаются.

До сей поры Миловидов был откровенен, теперь отвел глаза.

— Да им только на руку: свалили бы на меня вину, с покойника взятки гладки.

— Сергей Иванович, не будем недооценивать друг друга. Я отдаю должное вашей изобретательности, но и вы не считайте меня дурнем. Что вы прихватили под занавес?

Миловидов молчал, хрустел пальцами.

— «Черная касса» была?

— То есть? — сделал вид, что не понял.

— То есть средства на общие расходы по вывозу «левака» и прочие расчеты. — Не дождавшись ответа, Пал Палыч продолжил: — Знаю, была, и держали ее вы. Вы были «верхний компаньон». Но «черная касса» — не великий куш, а вам устраиваться на новом месте. Что-нибудь еще вы придержали. А? Не Зурин, так Валетный выдаст. Говорите лучше сами.

Видя, что деваться некуда, Миловидов признал:

— Да, набежали некоторые платежи, и я не пустил их в обычную дележку.

— Выходит, Горобец должен был убить для вас двух зайцев: безнаказанность и деньги.

— Я, конечно, бледно выгляжу… — покривился Миловидов, — нечестно и все такое. Но Горобец мне за последние годы так опостылел, что… А компаньоны мои… если рассудить, что я уже все равно преступник, должен скрываться и так далее, а им все равно сидеть, и деньги конфискуют… они же пропали бы!

— И какую сумму вы «притормозили»?

— Отвечу так. Пал Палыч: что найдете — ваше. Но если что заваляется у мышки в норке — немножко — пусть попользуется.

Опять не о себе он печется: отсижу, выкопаю кубышку. Нет, все для нее и о ней, об Алене Дмитриевне. Всей душой устремлен туда — в коридор. Надо дать ему разрядиться, чтобы эта устремленность схлынула.

Знаменский встал.

— Вас мы арестуем, супругу отпустим.

И пригласил Миловидову.

— Разрешаю попрощаться в моем присутствии. Коротко и без разговоров по делу.

Она уже взяла себя в руки и изумилась слову «попрощаться»:

— Как? Почему?

— Я арестован, Алена.

— Не может быть! За что же?.. Пал Палыч! Я не понимаю… Я глубоко благодарна, что вы нашли Сережу, но…

— Я вам не задаю никаких вопросов. И не надо театра, — сухо прервал Знаменский.

— Но объясните же…

— Ладно, Алена, — шагнул навстречу жене Миловидов. — Давай прощаться.

Их душевное состояние было совершенно разным. Он уже прошел допрос, признался, отстоял непричастность ее к делу. Она же, сидя в полной неизвестности, переживала главным образом то, что его умудрились найти.

— Что случилось? Ты куда-то пошел? Как тебя схватили? — спрашивала она тихим сдавленным голосом.

— Приехали и забрали. — Он испытывал досаду от бессмысленного выяснения подробностей в эти последние минуты. — По-твоему, я должен был отстреливаться?