Двадцать лет спустя - Александр Дюма (2007)

– Я застану ваше преосвященство готовым?

– Разумеется, я буду готов.

– Итак, решено. Теперь не угодно ли вам, монсеньор, чтобы я повидался с королевой?

– Зачем?

– Я желал бы получить приказание из собственных уст ее величества.

– Она поручила мне передать его вам.

– Но она могла забыть что-нибудь.

– Вы непременно хотите ее видеть?

– Это необходимо, монсеньор.

Мазарини колебался с минуту. Д’Артаньян стоял на своем.

– Ну хорошо, – сказал Мазарини, – я проведу вас к ней, но ни слова о нашем разговоре.

– Все останется между нами, монсеньор, – сказал д’Артаньян.

– Вы клянетесь молчать?

– Я никогда не клянусь. Я говорю «да» или «нет» и держу свое слово как дворянин.

– Я вижу, мне придется слепо на вас положиться.

– Это будет самое лучшее, поверьте мне, монсеньор.

– Идемте, – сказал Мазарини.

Мазарини ввел д’Артаньяна в молельню королевы, затем велел ему обождать.

Д’Артаньян ждал недолго. Через пять минут вошла королева в парадном туалете. В этом наряде ей едва можно было дать тридцать пять лет; она все еще была очень красива.

– Это вы, д’Артаньян! – сказала она с любезной улыбкой. – Благодарю вас, что вы настояли на свидании со мной.

– Простите меня, ваше величество, – сказал д’Артаньян, – но я хотел получить приказание из ваших собственных уст.

– Вы знаете, в чем дело?

– Да, ваше величество.

– Вы принимаете поручение, которое я на вас возлагаю?

– Принимаю с благодарностью.

– Хорошо, будьте здесь в полночь.

– Слушаю, ваше величество.

– Д’Артаньян, – сказала королева, – я слишком хорошо знаю ваше бескорыстие, чтобы говорить вам сейчас о моей благодарности, но, клянусь вам, я не забуду эту вторую услугу, как забыла первую.

– Ваше величество вольны помнить или забывать, и я не понимаю, о чем угодно говорить вашему величеству.

И д’Артаньян поклонился.

– Ступайте, – сказала королева с очаровательнейшей улыбкой, – ступайте и возвращайтесь в полночь.

Движением руки она отпустила д’Артаньяна, и он удалился; но, выходя, он бросил взгляд на портьеру, из-за которой появилась королева, и из-под нижнего края драпировки заметил кончик бархатного башмака.

«Отлично, – подумал он, – Мазарини подслушивал, не выдам ли я его. Право, этот итальянский паяц не стоит того, чтобы ему служил честный человек».

Несмотря на это, д’Артаньян точно явился на свидание; в половине десятого он вошел в приемную.

Бернуин ожидал его и ввел в кабинет.

Он нашел кардинала переодетым для поездки верхом. Он был очень красив в этом костюме, который носил, как мы уже говорили, с большим изяществом.

Однако он был очень бледен, и его пробирала дрожь.

– Вы один? – спросил Мазарини.

– Да, ваше преосвященство.

– А добрейший дю Валлон? Разве он не доставит нам удовольствия быть нашим спутником?

– Конечно, монсеньор, он ожидает нас в своей карете.

– Где?

– У калитки дворцового сада.

– Так мы поедем в его карете?

– Да, монсеньор.

– И без других провожатых, кроме вас двоих?

– Разве этого мало? Даже одного из нас было бы достаточно.

– Право, дорогой д’Артаньян, ваше хладнокровие меня просто пугает.

– Я думал, напротив, что оно должно вас ободрить.

– А Бернуина разве мы не возьмем с собой?

– Для него нет места, он догонит ваше преосвященство.

– Нечего делать, – сказал Мазарини, – приходится вас во всем слушаться.

– Монсеньор, еще есть время одуматься, – сказал д’Артаньян. – Это целиком во власти вашего преосвященства.

– Нет, нет, едем, – сказал Мазарини.

И оба спустились по потайной лестнице; Мазарини опирался на д’Артаньяна, и д’Артаньян чувствовал, как дрожала рука кардинала.

Они прошли через двор Пале-Рояля, где еще стояло несколько карет запоздавших гостей, вошли в сад и достигли калитки.