Горячий источник - Надежда Мельникова (2019)

- Потому что она ребенок, а в комнате отдыха есть телевизор. Не думаю, что они связали ее и закинули в камеру. На мокруху Лев Игоревич не пойдет.

Ирка вздрагивает, бросая на меня быстрый, испуганный взгляд.

- Почему он просто не отдаст за нее выкуп? Это же его родная дочь, - интересуется босс, в нем говорит любящий отец двух детей, а я внимательно изучаю план.

- Потому что дело совсем не в деньгах, - беру линейку и черчу красную линию. - Вернее, в деньгах тоже, но пока я искал того, кто ударил Иру, я с лесником Федором побеседовал, он сотню раз обращался в полицию, но его игнорируют. Он беспокоится о том, что происходит на этом сомнительном предприятии по переработке мусора.

Я обхожу стол и выделяю все тем же красным цветом точку на карте, что висит на стене.

- Машина Льва Игоривеча почти каждую ночь дежурит вот здесь, об этом мне рассказал лесник.

Глеб встает и подходит к карте, хмурится, почесывая лоб.

- Сдается мне, что место имеет передел собственности. И дело — вот в этом.

- Это же частный мини-завод по переработке мусора, - присаживается на край стола Глеб. - Неужели главному менту нашего поселка так нужен доход от переработки мусора?

Я расплываюсь в улыбке, заглядывая в темные глаза.

- Не будь дураком, Глебушка. С советских времен здесь стояло старое оборудование и по документам оно не используются. Они этими бумагами уже все стены администрации обклеили. Даже в прессу информация попадала о том, что оно не работает.

Глеб смотрит на меня, не понимая, о чем я говорю.

- Это подпольный нефтеперерабатывающего мини-завода, друзья, - пожимаю плечами и развожу руками.

- О, Господи! – садится Ира на стул, кладет руки на колени, качая головой.

Она опустошена, как будто из нее вынули душу и растоптали грязными ботинками. Дочка, муж и я со своей дефлорацией по пьяни.

- И заведует этим всем твой муж, - добиваю я ее.

Глеб вздыхает, он считает, что лезть в самое пекло опасно, но я не собираюсь ждать.

- Если бы добыть бухгалтерскую и финансово-хозяйственную документацию, свидетельствующую о незаконной переработке нефти и последующей реализации нефтепродуктов через фиктивные фирмы, то все разом решилось бы.

Глеб подходит ко мне, до боли сжимая плечо:

- Ты в это не полезешь! Странно, что тебя до сих пор не пристрелили.

Наши с Ирой глаза встречаются. В них я вижу беспокойство за меня. Это придает сил. Ее взгляд теплый и бархатистый. Она не хочет, чтобы меня пристрелили.

- Ваш муж не желает делиться, а начальник полиции не хочет его прикрывать задарма, - Глеб топает ногой по полу, выражая недовольство и раздражение.

И тут Ирина, державшаяся все это время, начинает навзрыд реветь: громко, истерично, не сдерживаясь.

- Ты чего? – сел я рядом, прижимая свою женщину, обнимая, целуя в макушку. – Я ее вытащу.

Но Ира не слышит, она страдает, испытывая невероятные муки. Я чувствую аромат ее волос, я уже привык к нему. Когда все закончится, будет ли Ира со мной? Или выберет сбежать отсюда обратно в город, где живут ее родители? Этот вопрос возник у меня неожиданно, в тот миг, когда я смотрел на нее, слушая рассказ сына Прокофьевны.

- Сегодня утром он сказал, что я должна быть рядом, потому что только так они смогут прикрыть свои задницы

- Вы что-то подписывали? – садится за свой стол Глеб Дмитриевич, глядя на нас обоих.

Потирая кулаки, он смотрит тревожно, я бы даже сказал обеспокоенно.

- Он же был моим мужем, - скулит Ирка, прижимаю ее крепче, а она поворачивается. - Мне не нужно было уходить из дома, если бы я не ушла из дома...

Становится больно, ничего подобного из-за женщины я никогда не испытывал. Это неприятное, мучительное ощущение внутри. Значит, она бы сделала все иначе, если бы могла?

- Жалеешь, что была со мной? – я не узнаю свой голос.

Он стал глубже.

- Прекратите! - хлопает по столу Глеб.