— Но ты же знаешь, Марат, наверняка знаешь. Не верю я, что ты ничего этого не замечаешь, не чувствуешь. Потому что оно неосознанно, и ничего не поделаешь. Умом не справишься. Ну, точнее справишься, но не сразу. А со стороны, скорее всего, заметно. Даже если не совсем понятно, всё равно просто ощущается. А ведь по сути-то ничего не значит. — Лёва на мгновение стиснул зубы, потом произнёс с напором: — Не собираюсь я и с матерью, и с дочерью крутить. Что, я урод какой? Да и мелковата Лера для меня. Зачем мне девчонка? Да я никогда — с ней. Что за бред? Я Женю люблю. Но ведь всё равно сказывается. И напряжение накапливается, и нервы не выдерживают. То сам сорвусь, выскажусь резко, прицеплюсь к чему без причины, то Лера огрызнётся. А Женя тоже всё видит. Так и живём, словно наэлектризованные, того гляди замкнёт.

40

— То есть — замкнёт? — не выдержал Марат. — Натворишь чего, прибью.

— Да разве я о том? — поспешно возразил Лёва, вроде даже возмутился. — Я про скандалы, ссоры. У нас же с Женей только всё начинается. Потому и разрушить легко. Даже повода особого не надо. А я не хочу её терять. Нужна она мне, очень нужна. Я её действительно люблю. Не хочу я ничего плохого. Самому до невозможности хреново. И надеюсь, ты всё-таки поймёшь. — Он выдохнул с шумом, глянул, похоже, с сочувствием. — Тебя-то самого что держит? Долг отцовский и то, что с Женей давно знакомы?

Теперь уже Марат скрипнул зубами, в очередной раз сдавил пальцами руль, прищурился.

— Лёв, ты не переваливай с больной-то головы на здоровую.

Лёва долго молчал, сверлил взглядом, проверял, решался, потом напряжённо сплёл пальцы, даже костяшки побелели, качнул головой, видимо, сам с собой соглашаясь, поинтересовался осторожно:

— Тогда, может, выручишь? Раз у тебя голова здоровая. Пусть Лера опять у вас поживёт. Хоть недолго. А мы тут пока с Женей вдвоём друг с другом разберёмся.

Марат задумался.

— И как, ты представляешь, я ей такое предложу? Или ты сам?

— Да в том-то и дело, что не представляю, — пожаловался Лёва. — Ни как ты, ни как я. Даже сейчас, говорю тебе и боюсь, ты решишь, что я хочу её из квартиры выставить. И самому стыдно, и ты ведь опять взъешься.

Про «выставить» Марат как раз не подумал. А Лерке, пожалуй, и правда пока лучше пожить вне дома. Спокойнее. И для неё, и для… всех.

— Не знаю. Посмотрим. Как получится.

Лёва глянул недоверчиво.

— Марат, ты…

И, если честно, надоел он уже. Хуже горькой редьки.

— Да хватит! — перебил его Марат. — Я понял, что тебе кажется. Только это…

И что он оправдывается?

— Иди домой, Лёв. А то Женя тоже неизвестно что придумает. И будете все дружно фантазировать.

— Ну, до свидания тогда, — Лёва начал выбираться из машины.

— Ага. Пока. — Марат брезгливо поморщился ему в спину, отвернулся, услышал, как запиликал домофон на подъездной двери, как та хлопнула, вписавшись в проём.

Странно так, что тут Лёва наговорил. Чушь какая. «…голову повернёт, случайно скользнёт взглядом или волосы поправит. Да даже просто пройдёт мимо. А ты, как дурак, взгляд отвести не можешь».

В подставке между креслами торчал бумажный стакан с пластиковой крышкой. С кофе. Или, скорее, из-под кофе. Марат на автомате взял его, качнул из стороны в сторону, удостоверился, что внутри всё-таки что-то плеснулось, поднёс ко рту, отхлебнул.

Холодный совсем, но не в этом дело, а в том, что не ко времени взбаламутил, проверяя, и наелся поднявшейся со дна гущи. И теперь — словно песок на зубах, ещё и горький. Отплеваться хочется.

Завёл мотор, покатил, а дома Алина поджидала в холле, не спала. Сидела на диване, поджав под себя ногу, уставившись в экран телефона, но не успел Марат войти, вскинула голову и скорее спросила:

— Ну и?

— Что?

— Как там?