Подруги так не поступают - Эльвира Смелик (2020)

— А с тобой-то это как связано? — вмешался Марат. Хотя знал, что она права, может, не совсем, но отчасти, и всё равно бы никогда не согласился, не подтвердил её слова. Разве ж Лерка виновата? — Уж ты-то понимаешь, начинать жить вместе — всегда непросто. Сколько притираться друг к другу приходится. Даже когда любовь, даже когда понимание. Всё равно сразу гладко не выходит. — Он произнёс как можно убедительней: — Вот увидишь, всё наладится.

Но опять она не приняла его слова, мотнула головой.

— Не наладится. Со мной всегда так. Ничего не получается. Совсем ничего не получается. Ни с кем. Никогда.

— Прекрати.

Ну не мог он больше. Не только слушать эти надрывные горькие слова, но и смотреть в искажённое душевной болью лицо, на катящиеся по нему слёзы, на изломанную линию рта. Ухватил за плечи, привлёк к себе. Лерка доверчиво уткнулась носом ему в шею, всхлипнула, не сдерживаясь. А Марат болтал, не думая, что только в голову приходило:

— Ну что ты, Лер? Ну. Эх, ну вот не умею я успокаивать. Говорю много, а толку-то? Лер, ну. У меня у самого с родителя только в последние годы отношения наладились. А так я всегда для них был — оторви да брось. Не верили, что из меня что-то путное выйдет. Хотя у них, конечно, для этого причины имелись. Но то я, а ты-то — совсем другая.

И гладил её по голове, по волосам, вдоль спины.

Её слёзы, горячие, обжигали, впитывались в ворот футболки, а её ладони, ещё горячее, лежали на груди и не просто обжигали, прожигали, до нутра, до сердца. И чёрт с ними, с чужими домыслами. Потому что совсем они и не домыслы. Просто…

Да не важно это, сейчас — не важно. И желание у него только одно, отобрать у всех, укрыть, защитить, чтобы никто никогда больше не смог её обидеть. Чтобы плакала она только от счастья или от смеха.

— Лер. Лерка. Да всё с тобой в порядке. Не сомневайся. И мама тебя всегда любила. Но кто разберёт, почему, даже если так, всё равно как-то не очень получается. И сейчас любит. И будет любить.

Она вдруг резко отстранилась, оттолкнувшись от него руками, но не убрав ладони с груди, посмотрела так, что дыхание перехватило от запредельной открытости взгляда, произнесла напряжённо:

— А я не хочу. Не хочу, чтобы только мама. Вот ты… ты бы мог?

Наверное, если б изо всех сил ударила, и то бы так не оглушило.

— Лер, ну я — это совсем не то. Это…

Она не стала слушать, жёстко и коротко вывела:

— Значит, нет?

— Лерка, послушай!

Марат, как когда-то давно, обхватил ладонями девичье лицо, попытался смахнуть большим пальцем бегущую по щеке слезу, а почувствовал не её, а нежную, тёплую бархатистость кожи, и осознал запоздало: раньше — не сейчас. И сказать у него теперь ничего не получится, рассудительного, отрезвляющего. И не стоило больше так делать. Ой, не стоило.

Рука уже сама скользнула в густые тёмные волосы, пропуская между пальцев шелковистые пряди. А Лера подалась вперёд, прижалась к его ладони ещё сильнее. И только и удалось произнести вслух то, что секунду назад говорил мысленно для себя, но уже для неё:

— Лер, не стоит. Прости. Я…

— Почему? — перебила она, схватила его запястье, не давая убрать руку, сдавила с силой, даже ногти впились.

— Лер, ну… не стоит так. От отчаяния. Да и я… чёрт! Не могу. Ты же…

Она не дала договорить, посмотрела зло.

— А если не от отчаяния? Если я давно…

А глаза блестели ещё сильнее, чем от слёз. И теперь уже он не вытерпел.

— Молчи! — приказал. — Слушай, молчи! Это глупо. Нельзя так. Нельзя.

— Почему? — с вызовом повторила она.

Да потому что! Просто — потому что.

Слова-то куда подевались, мысли разумные? Сгорели в пламени черешневых глаз? И всё, что раньше пряталось, задвигалось в самый дальний, самый надёжный угол, вдруг сорвало замки, выбило двери, вырвалось наружу, не желая больше подчиняться.