Его Снежинка, пятая справа - Маргарита Ардо (2020)

Мурашки снова пробежали по телу, но теперь совсем другие. Я ощущал подобные, когда слушал Бетховена ночью в наушниках на полную громкость, глядя в звёздное небо и гуляя по Невскому; когда, затаив дыхание, смотрел за игрой великих на сцене БДТ[17]; когда зависал перед «Последним днём Помпеи[18]» в Русском музее; когда смотрел «Список Шиндлера» и «Шпионский мост». Мурашки… Потому что Женя сама по себе — чистое искусство, непорочное, непостижимое, несущее собой то, от чего жизнь кажется светлее и самому хочется осветлиться…

Как яблочный сок без мякоти, — добавил внутренний циник, но я от него отмахнулся. Я после наркоза, мне можно и расчувствоваться.

И вообще, когда встречаешь человека, одно существование которого делает мир ярче, светлее, правильнее, радостнее, сам становишься другим. Как распахнутая форточка в апрельский день. Когда ты понимаешь, что этого человека могут не просто забрать у тебя, а уничтожить, ты готов на всё. Лишь бы та жизнь продолжалась. С тобой или без тебя. Просто смысл и радость, и яркость остаются на свете, пусть не рядом с тобой, но ты знаешь: она где-то там. Парит. Танцует. Смеётся. Она в безопасности. И сердцу теплее.

В этих мыслях и совсем не свойственной мне нежности я будто увидел, как мир собрался передо мной — эдакий большой шар жизни, и неприятности, боли, проблемы отслоились от него и их сдуло ветром под ноги, оставив теплиться то, что больше. Будто я был больше, и то, что у меня… к ней. А с шелухой я разберусь. Чем бы меня не пугал Зорин, я не буду ставить на карту то, что обмену не подлежит. Я люблю её. Она жива. И она танцует, наверняка танцует! Она…

Я почувствовал, что счастлив. И заснул.

Глава 29

Женя

Я повернулась к проёму. Что-то громыхнуло с громким хлопком, и за кулисами посыпались ящики, отлетая от металлических конструкций. Девушки, ожидающие своей очереди для выступления, бросились врассыпную с визгом. Тот, кого я краем глаза приняла за Серёжу, чертыхнулся и принялся собирать сбитые им элементы, подготовленные для сегодняшней оперетты. Это был внушительного роста немолодой рабочий сцены, — видела его множество раз, но не знаю, как зовут. Вечно угрюмый и вызывающий у меня желание обойти седьмой стороной мужчина с глуповатым лицом. Как я могла его перепутать с Серёжей?!

Дорохов рявкнул в микрофон, требуя прекратить бардак. Рабочий выглянул и забубнил:

— Щас я, щас, наладим всё. Промашка вышла, бывает. Чего так ругаться-то? Не специально же!

Вот так в считанные секунды драма превращается в водевиль, а триумфальная арка рассыпается с треском лепниной на голову. Я поклонилась жюри и вышла за сцену. Прошла быстро мимо вновь выстроившихся девчонок, вытирая пот со лба, и выходя в коридор, услышала совсем рядом:

— Мда, Жень! Девчонкам стрёмно будет пробоваться, — это была вездесущая Элка, которая догнала меня.

Я обернулась в недоумении:

— Почему?

— Потому что понту теперь пробоваться, роль твоя! — заявила Элка, хлопая своими большими, чуть навыкате глазами, обведёнными жирными стрелками видимо для выступления в кордебалете в «Принцессе цирка».

— Мне Дорохов ничего конкретно не обещал, если ты об этом, — пожала плечами я, чувствуя раздражение. — Не понимаю, к чему эти намёки.

Элка в спортивном костюме поверх трико неожиданно приобняла меня за талию, рассмеялась и затараторила, как обычно:

— Да я не намекаю ни на что, Жень! Какая ты смешная! Я говорю, что ты так круто станцевала, что сомнений не возникает, кого выберут Дорохов и Римма! Они же стоя тебе аплодировали, видела? А беременная прима наша, Воеводина, укусила себя за локоть — ей так не станцевать, тем более после декрета. Хорошо, что я не подавала заявки!

Я высвободилась и просто чтобы что-то сказать спросила:

— Почему не подавала?