Долго и счастливо - Петр Никонов (2020)

- Вы давно в георазведке?

- Тринадцать лет. Сразу после Университета. Мне нужна была работа, работа на госслужбе, чтобы меня не услали обратно в Автономию. В наличии были только геопартии, здесь, на севере. Сначала, первую пару лет, меня всё раздражало. К этой жизни привыкнуть сложно. Особенно, если жить не так, здесь мы как на курорте. А большинство экспедиций – это палатки, спальные мешки в любую погоду, грязь и пот. Но постепенно становилось лучше. Я привыкала, нарабатывала опыт, зарабатывала репутацию. Меня стали приглашать на более приличные разработки. Но в такой экспедиции, сверхзакрытой, я имею в виду, я впервые.

- Простите, что я спрашиваю, Сильвия, но как именно вы сюда попали? Не поймите меня неправильно…

- Что вы, Рэйнар, я вас как раз правильно понимаю. Вархов редко приглашают туда, где под грифом. Должен был поехать другой врач, но она забеременела, а у нас считается, что опасные условия и всё такое. Тогда пригласили меня. Кое-кто в Управлении был против, но других вариантов не было. Послужной список у меня чистый, ни в чем плохом не замечена, врачом считаюсь хорошим. Поморщились, но одобрили. И вот я здесь.

- Но вы же не только врач?

- Что вы имеете в виду? – Сильвия насторожилась.

- Я имею в виду, что по образованию вы микробиолог. И я слышал, что вы исследуете подземные микроорганизмы.

- Да, в свободное от врачебной работы время. К счастью, его хватает. Это всегда счастье, когда мне нечего делать в лазарете – никто не болеет, никого не надо зашивать, вправлять кости. Коллеги собирают для меня образцы, я их изучаю, дописываю диссертацию. Собираюсь в этом или следующем году заочно защищаться. А там, может, и в какой-нибудь исследовательский институт допустят.

- А почему коллеги собирают образцы? Почему не вы сами?

- А кто меня тут к разработке подпустит? Я, по идее, формально даже не должна знать, что именно мы тут делаем. Допуск не тот. Но, сами понимаете, это-то все знают. Но вот появляться на разработке мне запрещено. Только если кто-то прямо там очень сильно пострадал, и нужно ему на месте оказывать помощь. Такого здесь, к счастью, пока не было. В других экспедициях было проще, там я непосредственно на месте работала, и образцы были чище. Но здесь своя специфика. Зато тема радиационно-устойчивых микроорганизмов гораздо более интересная и менее изученная, чем просто подземная биология.

- Понимаю. И как вам вообще здесь?

- Здесь? Очень тяжело, если честно.

- Почему? Много оборудования, хорошее снабжение, много свободного времени, не так много больных. В чем проблема?

- Я не могу здесь нормально спать, - она удрученно опустила голову. – Только закрываю глаза, начинаю дремать, и что-то накатывает. Что-то очень темное, тяжелое, я не знаю, как объяснить…

- Каждый раз?

- Почти каждый раз. Иногда, наоборот, я засыпаю легко, но потом оказываюсь в странном состоянии… Как объяснить?.. Словно я погребена где-то глубоко под землей, в темноте и тишине, не могу пошевелиться, и на меня всё вокруг давит. И самое страшное, что из этих снов очень сложно вырваться, сложно проснуться. Я не преувеличиваю, это как кома. Я боюсь, что однажды я не смогу проснуться вообще, мое сознание останется там, на дне этого бездонного колодца, или пещеры, или подвала, не знаю, что это такое…

- Это во всех экспедициях такое у вас или только здесь?

- Только здесь. Всегда спала прекрасно, особенно на свежем воздухе. Не знаю, что здесь не так. Может, радиационный фон на меня действует. Он здесь немного повышенный. Ничего опасного, всё в пределах нормы, но вдруг мой организм это как-то чувствует? Или просто возраст. Или что-то не в порядке с организмом, и он мне сигнализирует. Когда закончится экспедиция, я лягу на полное обследование. Это может навредить моей карьере, но будет хуже, если что-то случится в очередной экспедиции. От самочувствия врача, порой, зависит жизнь всей геопартии.

- И прогулки ночью вам помогают?