Долго и счастливо - Петр Никонов (2020)

- А, вам уже рассказали, - она улыбнулась. – Если честно, помогают. Я часто выхожу гулять ночью. Если не могу заснуть, или если чувствую, каким-то подсознанием, что снова приснится этот сон про каменный мешок. К сожалению, это случается всё чаще. Выхожу, гуляю под звездами, или под снегом, всё равно. Просто хожу кругами в темноте, стараясь никого не тревожить. Через час или два мне становится легче. Я возвращаюсь домой и засыпаю. Почти всегда помогает.

- Арнард Клуран сказал, что видит вас иногда.

- Да, я порой прохожу мимо его дома. Я везде хожу, если честно. Круги наматываю по всему лагерю.

- И в ночь убийства Роберта тоже там проходили?

- Нет. Я тогда пошла в другую сторону. К площадке техники, к горам.

- Почему?

- Не знаю, - она пожала плечами. – Так захотелось. Я никогда не продумываю маршрут заранее. Встала, вышла из дома и пошла. Задача – отключить мысли, расслабиться. Вот я и отключаю. Просто иду.

- Вы видели или слышали что-то подозрительное в ту ночь? Что-то необычное?

- Да.

- Да?

- Я видела человека, точнее, только фигуру. Он шел из центра лагеря к разработке. Мне показалось, что это Стифен. Вообще-то в этом нет ничего необычного. Он часто дежурит ночью.

- А он видел вас?

- Не знаю. Возможно. Я не пряталась, но и не подошла здороваться.

- Из центра лагеря – это как раз от дома Роберта?

- Не обязательно. Может, от столовой. Стифен мог задержаться там допоздна, а потом пойти дежурить на разработку.

- Понятно. А во сколько это было, не помните?

- Не знаю. Могу предположить, что около двух часов ночи.

- А потом?

- Что потом? Я погуляла еще и пошла домой, спать.

- Как вы узнали об убийстве?

- Мы с Лаверной собирались завтракать, и тут прибежала Гретэль.

- В каком она была состоянии?

- Испуг, шок. Близкий к истерике. Но она хорошо себя контролирует.

- Вы осматривали тело Роберта?

- Только чтобы констатировать смерть. Мы сделали фотографии, прежде, чем войти. Вы их, наверное, видели. Потом я подошла к Роберту, осторожно, чтобы не оставлять много следов. Проверила дыхание, пульс, зрачки глаз, реакции. Он был мертв.

- Как давно?

- Не знаю. Несколько часов. Я не криминалист. До этого никогда не встречалась с убийствами.

- Как вы относились к Роберту?

- Сложно.

- В смысле?

- Он был плохим начальником партии. Нервным, дерганым, до истерии. Придирчивым, обидчивым, злопамятным. По словам Лаверны и Гретэль, к тому же, не слишком компетентным. Эту часть я не могу оценить, как вы понимаете. Не моя зона ответственности. В мою работу он не лез, но иногда, когда у него плохое настроение, мог и наорать ни за что. Он знал, что я в его власти. Одна плохая характеристика, и я не только больше не увижу спецэкспедиций, но и легко вылечу из Управления, а с ним и из Империи.

- Вы не считаете Автономию частью Империи?

- А Империя считает нас своей частью?

- Простите, Сильвия. Мой вопрос был не по делу. Я не готов официально обсуждать взаимоотношения Империи и вархов. Но, как человек, я считаю, что сегрегация вархов – это одна из самых позорных страниц в нашей истории. Страница, которая, к моему искреннему сожалению, еще не прочитана до конца и не забыта, как ночной кошмар.

- Спасибо вам, Рэйнар. Простите, я тоже погорячилась. Я просто не могу оставаться спокойной, когда речь идет об этом мудаке Тидсельсоне. Пусть он и мертв.