Прощённые долги - Инна Тронина (2016)

– Да всё уже в порядке! Просто лежу, барствую. Единственное, что не могу – руками работать. А так уже всё тело зудит от вынужденного безделья. – Озирский наклонился к Грачёву, и бесподобные глаза его вспыхнули шальным огоньком. – Мне смываться надо отсюда, – сказал он шёпотом, но в то же время отчётливо, ясно. – А то мать паспорт принесёт, и хана. Тогда, пока не сочтут нужным, не выпустят. А я хочу ещё по делу поработать.

– Слушай, а как Мария Георгиевна на всё это среагировала? – с интересом спросил Грачёв. – Ты ей всё рассказал?

– Почти. Короче, она поняла. – Андрей покачал головой. – Вот это женщина, я преклоняюсь! Она уже привыкла к таким вещам – с дедом на Западной Украине случилось примерно то же самое. И она считает, что каждому мужчине желательно пройти сей скорбный путь. Её интересовало только, не было ли у меня страха – хотя бы в глубине души. А мне действительно страшно не было – хоть верь, хоть нет. До меня как будто только теперь всё дошло. Я боялся одного – действия препарата. Тут уж хоть святым будь, а можно заслабить.

– Уникальная мать у тебя! – восхищённо сказал Грачёв. – Моя бы как в обморок грохнулась, да так и не встала. Она и отцу запрещала про гестапо при ней вспоминать – сразу уши затыкала. Ну, ладно, Андрей, а как ты смываться думаешь? И когда?

– Завтра, в воскресенье. Денёк ещё полежу тут, дух переведу. А то в понедельник опять следак придёт, начнёт душу тянуть. Ожог обработали, температуру сбили. Руки? Ну и хрен с ними, заживут. Мою одежду Лика Горбовская забрала отсюда, чтобы матери передать.

Андрей вывернул кожицу граната и в один момент объел все зёрнышки. Косточки он деликатно сплёвывал в салфетку.

– Так что мне какое-то шмотьё позарез необходимо. Реши я эту проблему, ничто меня здесь не удержит. Я не имею права бросать все свои дела и лежать на обследовании, иначе нити оборвутся. Да, Севыч, как там начёт Норкиной конторы?

Грачёв в двух словах обрисовал ситуацию и сказал, что Горбовский распорядился освободить людей завтра к вечеру. Сейчас он по этому вопросу отчитывается перед генералом. С округом насчёт саперов договорились, хотя и не сразу. Не забыл Всеволод упомянуть и об украшениях пропавших женщин, найденных в сейфе на пепелище. Кроме того, он объяснил, как, по мнению Петренко, можно интерпретировать инициалы и номера, опоминающиеся в записях «Доктора-смерти».

Озирский, выслушав всё это, помрачнел:

– Тем более, надо смываться. Я обязательно должен быть там.

– Андрей, ну тебе же нельзя, в самом деле! – взмолился Всеволод. – Это же дальняя область, почти у финской границы. Туда на вертолёте только добраться можно. А с тобой только что такое произошло, что на всю жизнь хватит!..

– Севыч, кто старое помянет… – Озирский не на шутку взбесился. Он хотел сжать кулаки, но боль тут же напомнила о себе. – Подумай лучше, где раздобыть для меня одежду. Тогда я запросто сбегу через окно в уборной. А ты подгонишь к ограде машину, ладно? Очень тебя прошу!

– Погоди, дай сообразить! Я весь день сегодня хожу, как лунатик, ничего не соображаю. У всех выходной, а у нас…

Грачёв, не глядя, бросил кожуру от граната в ведро и попал. Ведро было в своём роде замечательное – большое, эмалированное, расписанное кривыми красными буквами и цифрами.

– Соображай! – разрешил Андрей, снова плавно, как лев, вытягиваясь поверх одеяла.

Всеволод решил, что пора сказать о Брагине. И тут же вспомнил, что в багажнике «Жигулей» остался его чемодан, который весь день катался по городу и теперь вернулся на Кировский. А что, если взять одежду оттуда?

– Между прочим, у меня в машине сидит не только Влад Вершинин… – загадочно сказал Грачёв.

– А кто ещё? Сашок приехал из санатория, что ли?

– Мимо! – заявил Всеволод. – Ладно, не будем терять время. Это Роман Брагин, и я поэтому хотел…