Прощённые долги - Инна Тронина (2016)

– Батюшка Матвей Петрович, мне бы могилку выкопать… – заблеяла она, беспрестанно осеняя себя крестом. – Старика хороню – ты уж подсоби. Нет у меня никого, милый, на тебя вся надежда.

– Пошли, мать, в контору! – Лобанов потянул на себя дверь, – неудобно здесь-то беседовать. Входи давай, и сразу направо, к столу. Я сейчас подойду…

С бабки удалось содрать сверх прейскуранта пятьсот рублей. Мотя решил взять себе триста, а по сотне отвалить могильщикам, Чтобы не обижали понятливую клиентку. Выпроводив просительницу, Матвей уже хотел выйти на крыльцо и позвать Гарбарука с бригадой. В это время под окном раздались приглушённые голоса. Сначала Матвей не обратил на это внимания, но вдруг услышал своё имя, и застыл на стуле, даже не успев спрятать «левые» деньги.

Осторожно выглянув из-за занавески, Матвей увидел, что на лавочке, где обычно отдыхали землекопы, сошлись двое – вчерашний Шипшин и Мартемьянов, тоже бригадир и конкурент Лобанова. Похоже, мужики не знали о прибытии последнего на кладбище и особенно не стеснялись в выражениях.

Старуха ещё шаркала по крылечку своими чёботами, а Матвей, начисто позабыв про её подношение и просьбу, метнулся к канцелярскому шкафу. Купюры остались лежать на органическом стекле, под которым соблазнительно изгибалась почти голая мулатка – участница карнавала в Рио-де-Жанейро. Спрятавшись за шкаф, Матвей прижался спиной к стене, оперся рукой на подоконник и весь обратился в слух.

Мартемьянов прокашлялся, сплюнул и заговорил снова:

– Знает он слишком много! Понял, студент? Его всё равно вот-вот в стойло упрячут, а он там нас всех заложит. Чего ему, Мотьке-то? Не захочет один за всех чалиться, как пить дать. А так, ежели его не станет, остальным отпереться можно. С мёртвого какой спрос? На него всех собак повесят, а мы вроде как и не при делах…

Матвей почувствовал, как холод ползёт по позвоночнику, разливается внутри тела. Он медленно поднял чугунную, негнущуюся руку и вытер пот со лба. Потом облизал губы сухим языком и привалился плечом к шкафу.

– Так уже решено? – дрожащим голосом спросил Шипшин.

– А как же! У нас в долгий ящик не откладывают, студент. Не сегодня, так завтра утречком Мотенька наш погибнет от несчастного случая. Он в последнее время часто бухой за руль садится, на службе тоже зашибает. Много ли надо, чтобы к праотцам отправиться? На такого никакой надежды быть не может. Засветился – получи, как говорится.

– Т-так и я… – Шипшин стал заикаться. – Я тоже з-знаю, г-где эти м-места… Ч-чего т-теперь м-мне, умирать?..

– Погоди, поживи ещё, студент! – засмеялся Мартемьянов. – После того, как Мотьки не станет, и ты чистым останешься. Он всё знал – и точка. А ты не при делах. Держись такой тактики – дольше протянешь. Начальство – оно всегда «верняков» привечает. Когда есть покойник, всегда можно выскочить, в рот меня! А я и знал, что по Мотьке скоро панихида будет. Задумываться стал, вопросы задавать. В мозгах у него какая-то пакость завелась. Буркалы отворачивает, таится. А ну как в ментовку побежит? Терять-то уже нечего. А так мусора, может, подобреют. Вот те крест, студент, что задумал Матвей Петрович что-то поганое. Чем скорее его загасят, тем нам всем будет спокойнее. Шеф приказал караулить его тут, чтобы не смылся. Как появится, чтобы глаз с него не спускать. Ты смотри, студент, не скажи ему ничего такого, а то сам рядом ляжешь…

Судя по скрежету консервной банки, которая уже давно стояла на лавке, они оба встали и погасили чинарики. Потом взяли свои лопаты и потопали по дорожке от конторы – как раз в ту сторону, куда недавно пронесли на руках гроб. Лобанов тяжело дышал, даже не пытаясь вытирать блестящее от пота, перекошенное лицо. Он оскалил крепкие белые зубы, не испорченные даже двумя «ходками», и мучительно застонал.