Ласточкино гнездо - Валерия Вербинина (2019)

У него была своя причина не любить врача – тот хоть и не напрямую, но твердо дал ему понять, что коллега, которого Опалин довез до санатория, находится в последней стадии чахотки и что на выздоровление надеяться бесполезно.

Это звучало как приговор – да, по сути, им и являлось.

– Кстати, я должен вам кое-что сказать, – начал Стабровский, задержавшись на минуту. – В состоянии вашего друга Селиванова наметилось некоторое улучшение. – Опалин был готов расцеловать доктора, но Андрей Витольдович тут же прибавил: – Это вовсе не значит, что он выздоровеет. Его болезнь слишком запущена, но, возможно, он проживет чуть дольше.

– Чуть дольше – это сколько? – мрачно спросил юноша.

– Год. Может быть, полтора, если повезет.

– И вы называете это везением? – вспылил Иван.

– Молодой человек, – промолвил доктор ровным голосом, – каждый день, вырванный у смерти, – это везение. Странно, что вы до сих пор не поняли этого.

Он удалился, оставив Ивана во власти противоречивых чувств.

Значит, Вася Селиванов, который лишь на несколько лет старше Опалина, умрет – и все доктора и все науки мира бессильны что-либо изменить.

Чувствуя, как его самого словно придавило гранитной плитой ослепительного, чудовищного бессилия, Опалин стал подниматься по лестнице. Походка у него была такая, будто к каждой его ноге привесили невидимую гирю.

Глава 22

Свидетель

Герой ни блондин, ни брюнет,

И не о нем речь-то.

Героя вообще нет,

А есть нечто.

Дон-Аминадо. «Как сочинять сценарий. Русский фильм»

Наугад Опалин сунулся в одну из комнат и увидел там Сандрыгайло, который, присев к столу и бодро лузгая семечки, заполнял бумаги.

Мертвая Нюра лежала на полу в ночной рубашке. Шелуха подсолнечника летела на пол, но в то время дознаватели не слишком заморачивались поддержанием места преступления в том виде, в каком его застали.

Трупы перемещали для осмотра или просто для удобства, фотографии делали не всегда и в основном ограничивались словесным описанием произошедшего.

– Стреляли сквозь дверь, – скучающе констатировал Сандрыгайло, даже не поворачивая головы к Опалину. – Потом он ворвался – или они ворвались в комнату. Труп старухи за кроватью… Такое впечатление, что она услышала выстрелы и пыталась спрятаться.

В комнате было две кровати, и Опалин не сразу заметил, что из-за одной высовывается человеческая рука.

Приблизившись, он увидел длинные темные волосы с проседью – много, много волос, – и бесформенную груду в застывших потеках крови.

Судя по всему, в Пелагею Ферапонтовну выстрелили не меньше четырех раз. Рот разинут в безмолвном крике, в глазах – отчаяние и злоба. Он заметил на ковре осколки вазы и подумал, что старуха защищалась до последнего.

Один раскрытый чемодан брошен на полу, другой лежит на кровати, и из него высовываются женские вещи.

– Что-то пропало? – спросил Опалин.

– Кажется, у них украшения были. И денег нет.

– Много денег?

– Будем выяснять. Ты бы это, к Хвостову сходил, – посоветовал Сандрыгайло. – Его комната в конце коридора.

Опалин не стал спорить.

Он вышел в коридор, чувствуя легкий сумбур оттого, что не выспался и с ходу окунулся в расследование тяжелого, грязного, дурно пахнущего дела.

В нескольких шагах от него стоял Хвостов с перевязанной рукой и что-то горячо говорил Парамонову, Будрейко и незнакомому Ивану сотруднику с лупой в руках.

– Вот тут я их увидел… – вспоминал Хвостов.

– Сколько их было? – оборвал его Парамонов.

– Пять человек. Может, шесть… Они стали стрелять в меня…

– Все пятеро или шестеро? – На скулах Николая Михайловича ходуном заходили желваки.

– Да!

– Митька! – Парамонов обернулся к сотруднику с лупой, который изучал стены. – Ну что?

– Я не вижу следов от пуль, – равнодушно отвечал тот.