Я Пилигрим - Терри Хейз (2015)

Я тут же схватил музыканта за предплечье, чтобы не дать ему двигаться: большинство попавших в такую ситуацию импульсивно пытаются высвободить руку, разрывая соединительную ткань и нанося себе серьезное повреждение. Важно было зафиксировать руку в неподвижном состоянии: в этом случае все ограничивается колотой раной – она, хоть и болезненна, заживает быстро.

Как ни странно, шило, пронзившее руку, помогло турку сконцентрировать внимание. Памук глядел на меня, прислушиваясь к каждому слову, кусая губу от боли.

– Вы хороший бас-гитарист, – сказал я, – наверное, один из лучших, которых я слышал. И поверьте: я знаю, о чем говорю. Но мир не виноват, что вы не добились успеха. Вам не нравится играть чужую музыку? Уходите, пишите ее сами, устраивайте концерты народной музыки для туристов – сделайте хоть что-нибудь, измените ситуацию. Это был мой совет, а теперь предупреждение: если вы сейчас мне солжете, то не сможете сделать ничего этого – даже сыграть «Mamma mia» в десятитысячный раз. Вам еще повезет, если сумеете тренькать на укулеле[21] при помощи зубов. Вы меня поняли?

Памук кивнул, явно испуганный, очевидно решив, что я какой-то психопат, имеющий санкцию правительства США. Я хотел было сказать ему, что работаю не в ФБР, а в почтовом ведомстве, но решил: пусть все идет своим чередом. Велев турку не шевелиться, я извлек шило, не нанеся ему больше никакого вреда. Памук задохнулся от боли, но это были пустяки по сравнению с тем воплем, который он издал, когда я смочил рану, плеснув на нее из открытой бутылки ракии, стоявшей на столе.

– Алкоголь, – объяснил я, – отличный антисептик.

Взяв кусок белого холста, которым он собирался полировать свой музыкальный инструмент после окончания работы, я перевязал его руку. Сделал это умело, достаточно туго, чтобы ослабить боль и уменьшить кровотечение.

– Вы раньше были врачом? – спросил Памук.

– Нет. Просто научился между делом обрабатывать огнестрельные раны.

Он удивленно воззрился на меня и, видимо, решил, что я не шучу. Именно такого отношения к себе я и добивался.

– Вы играли на цигиртме, да или нет? – спросил я, закончив перевязку.

– Да, – ответил Памук, довольный, что я отпустил его руку. Он сгибал пальцы, чтобы убедиться в их работоспособности.

– Мое произношение в этот раз было хорошим?

– Неплохим, – ответил он. – У меня создалось впечатление, что оно сильно улучшилось благодаря шилу.

Я не смог сдержаться и рассмеялся. Плеснув ему ракии, я стал говорить спокойнее.

– Хочу, чтобы вы прослушали музыкальный фрагмент, – сказал я, извлекая mp3-плеер. – Это вы играете?

Он слушал несколько мгновений.

– Да… да, это я, – подтвердил он удивленно.

Теперь я знал наверняка, что логика у меня взяла верх над эмоциями.

– Как вы записали это? – заинтересовался музыкант, показывая на mp3-плеер.

– Кто-то подъехал, чтобы заправиться, – солгал я. – Человек, сидевший в машине, говорил по телефону и оставил сообщение на автоответчике в Нью-Йорке. Удалось выделить фон: играла музыка. Мы расследуем убийство, больше я вам ничего сказать не могу.

Меньше всего мне хотелось раскрыть, сколь важную роль играет во всем этом телефонная будка, даже намека на ее существование я старался избежать. К счастью, музыканта вполне удовлетворило мое объяснение.

– Мою музыку услышали в Нью-Йорке? – переспросил он с улыбкой. – Артист наконец-то получил международное признание.

Я вновь рассмеялся и продолжил расспросы:

– У вас здесь, как я понимаю, установлены видеокамеры?

– Да, на случай, если кто-нибудь вздумает уехать, не заплатив. Существует также опасность вооруженного ограбления, но такого не случалось уже много лет.

– Послушайте, мистер Памук, это очень важно: какая система используется для видеозаписи? Диск или пленка?

– Старая система: пленка формата VHS.

– Где хранятся записывающее устройство и кассеты?

– Здесь, в офисе.