Среди тысячи слов - Эмма Скотт (2020)

Уиллоу отшатнулась от моих иссушающих, безжалостных слов. Неуверенность в ее глазах казалась настоящей, пока что-то не загорелось, и строка, которая должна была быть произнесена кротко и робко, прозвучала с вызовом.

Мартин слушал и смотрел, обхватив себя одной рукой, уперевшись в нее локтем другой руки и указательным пальцем касаясь губ. Не прошло и двух минут, как он покачал головой и ступил между нами.

– Стоп, стоп, стоп, – он слегка улыбнулся. – Ладно, забираю свои слова обратно. Я дам совет. Эта сцена раскрывает Офелию и Гамлета. Некоторые критики считают, что пара так и не консуммировала[26] свои отношения. Другие говорят, что они точно были любовниками.

Губы Уиллоу распахнулись, она ахнула, и поток жара пробежал по моему телу.

– Я придерживаюсь второго мнения, – сказал он. – Если они были любовниками, то на кону стоит большее. Это более интересный вариант, представляющий больше возможностей. Используйте следующий концепт как актеры: когда сталкиваетесь с выбором между «да» и «нет», выбирайте «да». Всегда.

Мы с Уиллоу обменялись взглядами.

– Гамлет действительно любил Офелию, – сказал Мартин. – Этого нет в пьесе, это было до ее начала, но любовь должна прятаться за каждым словом этой пьесы. Предательство и агония этой сцены сильнее, если здесь умирает их любовь. – Он повернулся ко мне. – Твой Гамлет раздражен.

Я пожал плечами.

– Он и должен быть раздражен. Офелия бросает его и плетет интриги с Полонием и королем…

– Да, да, все это правда. Но ты всего лишь раздражен, а это лишь один слой эмоций в данной сцене. Офелию заставляют покинуть его, и Гамлет знает об этом. Она зажата между любовью к нему и долгом перед отцом. Но любовь… – глаза Мартина полны фанатичного энтузиазма, который и сделал его таким выдающимся режиссером. – Сначала была любовь.

Он улыбнулся и положил руки нам на плечи.

– Эта пьеса не сработает, если мы это не прочувствуем. Так что, взяв это на заметку, вместо того чтобы прийти на репетицию в субботу, я хочу, чтобы вы пошли куда-нибудь вместе. Пообедайте или типа того.

Мои глаза расширились, а взгляд Уиллоу метался ко мне и обратно. Ее губы снова раскрылись в тихом «ах».

– Я не прошу ни о чем ужасном, – сказал Мартин. – Я хочу, чтобы вы вдвоем побыли вместе. Узнали друг друга. Подружились. Стали настоящими друг для друга, как люди. Мне нужно, чтобы вы видели в друг друге нечто большее, чем коллег по сцене.

Мы с Уиллоу снова обменялись взглядами, и я заметил, как ее напряжение немного растаяло, а плечи слегка опустились. Нахмуренный лоб разгладился.

– Сделайте это, – сказал Мартин и взглянул на меня, – и в следующий раз, когда мы будем проигрывать эту сцену, каждое твое режущее слово, сказанное ей, ранит тебя в ответ. – Он взглянул на Уиллоу. – Подчинение отцу, а не верность Гамлету – самое сложное, с чем ты столкнулась. Понимаешь?

Она кивнула.

Мартин просиял.

– Отлично. Продолжим. – Он хлопнул в ладоши и сошел со сцены. – Акт второй, сцена вторая. Кто-нибудь разбудит Розенкранца и Гильденстерна, пожалуйста?

Он оставил нас двоих посреди сцены.

– Это нормально? – спросила она, прижимая сценарий к груди. – Актерам нужно проводить время вместе вне театра?

– Ты не обязана, – ответил я. – Я не собираюсь тебя заставлять.

– Никто меня не заставляет, – сказала она. – Если мистер Форд считает, что это хорошая идея, тогда… ладно.

– Ладно, – ответил я. – Так… чем ты хочешь заняться?

Черт, почему так сложно? Обычно я писал одной из моих девушек сообщение со временем и местом, и все.

Уиллоу пожала плечами:

– Не знаю. Пообедаем в «Скупе»? Или выпьем кофе, если это не слишком… – она провела носком туфли вдоль трещины в полу.

– Слишком что? – я прекрасно знал ответ: слишком дорого.

– Слишком… Хармонически? – ответила она.

Уголки губ приподнялись в улыбке.

– Типа того. Тебя подвезти?