Иван Московский. Первые шаги - Михаил Ланцов (2019)

Тот организовал отдых людей таким образом, чтобы к ночи большая часть его войска была выспавшейся. Мало ли? Ночь – опасное время. И не прогадал.

– Стой! – крикнул постовой, заметивший странных личностей, вываливших на улицу. – Кто идет?

Это стало своего рода сигналом к атаке. И народ повалил по трем улицам атакующими толпами. Но натолкнулся на щиты ратников. Они не спали. Они уже отдохнули. И они были начеку.

– Полки отворяй! – раздался голос командира стрелков. Его подчиненные тоже бодрствовали. Более того, держали пищали заряженными, а фитили тлеющими.

Вот и угостили улицу залпом. Потом еще одним. Потом еще. Им было легко работать. Внешний периметр своего лагеря со стороны поля Ваня огородил повозками, образовав крепкий такой вагенбург. Что очень серьезно укрепило тылы, исключив нападение с той стороны. А вот бочки всякие и сундуки он велел перетащить сюда, в городскую часть. Да покрыв сверху досками, соорудить импровизированные помосты. Так что сейчас туда стрелки и забрались, получив возможность стрелять поверх голов ратников.

Невозможность осознать масштаб потерь резко повышала модуль моральной упругости нападающих. Не в пример полевой битвы. Поэтому, желая как можно скорее охладить пыл новгородцев, Ваня велел выкатывать орудия, заряженные не картечью, а ядрами. По такой плотной толпе на узкой улочке – самое то. Особенно в упор.

Бах! Жахнуло легкое полевое орудие, выкаченное вперед под прикрытием ратников. С трудом. Тем ведь целый коридор в своем строе пришлось организовать. Чтобы своих не зашибло откатом. Но затея полностью оправдалась. Ядро проложило просеку в этой толпе людей, пройдя ее насквозь до изгиба улочки. Отчего и натиск резко спал.

– Бей! – рявкнул командир стрелков, и те вдарили из своих пищалей. Опять же – наугад. Ничего ведь не видно. Но на узкой улице целиться особенно и не надо. Требовалась просто плотность огня. Чем выше, тем лучше.

Бах! Вновь ударило орудие, перезарядившись. И снова ядром, в надежде на то, что толпа волей-неволей вновь сомкнула свои ряды. И судя по воплям – этот расчет оправдался.

Еще пять минут. И все затихло и на этой улице, и на соседних. Ну как все? Раненые стонали, матерились и издавали всяческие звуки изрядным навалом на улицах перед импровизированными укреплениями московского лагеря. Но к ним никто не спешил на помощь…

Рассвело.

Вид улиц, по которым наседали новгородцы, был невероятный. Жуть жуткая! Все стены, загородки и дубовая мостовая залиты кровью. Тела лежат вповалку. Фрагменты тел. То здесь, то там вырванные ядрами кишки свисают чудовищными гирляндами. И в этой кошмарной каше вяло шевелятся все еще живые люди. Все-таки бить ядрами вдоль узкой улицы, забитой людьми, – страшная вещь.

На что уж Ваня был невпечатлительный, но и ему стало дурно от увиденного. Аж позеленел. Те же из воинов его, что послабее духом, так и вообще блевали.

Плохая война. Некрасивая. Но дело свое она сделала. Больше никто не пытался сунуться с выяснением отношений к московским войскам. Так, осторожно выглядывал. Бледнел или зеленел от зрелища. И сразу тикать. Даже для местных, привыкших к куда большим кошмарам, это было удовольствие ниже среднего.

Так и просидели в гнетущей обстановке. А там, вдали, казалось, не прекращало гудеть вече. Почти все раненые отошли в лучший мир примерно часа за два после боя, прекратив давить на нервы. Остальных пришлось добить. Потом появились женщины и монахи. Бледные. Они стали осторожно соскребать то, что осталось от нападавших, и грузить их на подводы. Выборочно. Все искали своих. А найдя, женщины начинали рыдать. Зачастую беззвучно, словно боясь потревожить кого-то в той кровавой каше.