Бох и шельма - Борис Акунин (2014)

В прошлый Яшкин приезд здесь правил не Мамай, а Урус-хан, и тогда в столицу въезжал-выезжал всякий как захочет. Ныне же на дороге стоял дозор, останавливавший каждого, а по всей степи, в обхват города, маячили кучки всадников, в полете стрелы одна от другой, так что и полем без досмотра ни войти, ни выйти было невозможно. Хуже того: Шельма рассмотрел, что люди, покидавшие Сарай, показывали казенным людям какие-то таблички, надо думать, выдаваемые властями. Вон как при Мамае стало строго. Ночью тоже вряд ли прошмыгнешь. У татарских нукеров слух на степные звуки острый, всякий шорох за сто шагов услышат.

Караван, конечно, проехал запросто. Шариф-мурза небрежно посверкал золотой пайцзой, и дозорные склонились до земли.

А если у человека нет пайцзы, тогда как?

Вопрос пока остался без ответа.

* * *

Ах, хорош, ах дивен Сарай! Яшка живал здесь трижды, подолгу, но запамятовал, какой это красивый город.

Улицы широкие и прямые, не то что в Новгороде или Любеке. Площади просторные, на них каменные источники с холодной водой. По обочинам арыки, куда уходит всякая нечистота. И повсюду сады, отрадные своей прохладной тенью. Нелегко, поди, в нижневолжских степях, летом знойных, зимой морозных, было деревья высаживать. Хотя не татаре же сажали-поливали, а пригнанные издали полонянники…

Страх и красота друг другу враги. Прочие города земли все построены с опасением, поэтому сжаты стенами, скрытны, тесны. А Сарай – единственный на свете возведен без страха. Поэтому раскидист, приволен, прекрасен собой. Вот о чем думал Яшка, глядя на разноцветные дворцы и мечети-минареты, на изразцовые мавзолеи, на персеобразные купола, на многочисленные бани, до которых сарайские жители большие охотники.

Попалась среди бань и хорошо знакомая, где Яшка в первый приезд пристроился банщиком. Хорошая была служба. Моются-то все нагишом, а одежду и ценное запирают в особый сундук, ключ вешают себе на шею. Но Яшка слепков понаделал, это не штука. Главное было соблюдать два правила: тырить не по многу, а по паре монет. И только у тех, кого моют другие банщики. Так, клюя по зернышку, прожил Шельма несколько месяцев в ожидании настоящей удачи. И приплыла, голубушка. У индийского купца в кисете с халвой, в самой середке, была упрятана большая розовая жемчужина. С нею Яшка и отбыл из Сарая. Эх, приятно вспомнить…

На площади перед дворцом белоснежного камня Шариф-мурза важно кивнул Боху, будто едва знакомому, и въехал со своими нукерами в высокие ворота.

Распрощались, стало быть.

Купец сразу оборотился на Шельму, подозвал.

– Ну, где твой «Ак-Юлдуз»?

Яшка еще из Новгорода, через знакомых ордынских купцов, снял для проживания хороший караван-сарай. У ордынцев налажена скорая йáмская служба – письма пересылать. Караван до Сарая больше двух месяцев волочился, а конные йáмщики за две недели долетели бы.

Третьего дня, завидев йамского гонца, спешащего в Сарай, Шельма за дирхем передал письмецо для хозяина Семиз-Якуба: будем тогда-то.

Толстяк не подвел, приготовил всё, как заказано.

Для Боха большую комнату, открывающуюся в сад. Там кресло и стол, кошмы-подушки, чираги (такие масляные светильники – чтоб читать). Для дневной жары под окном, в корытцах, лежат глыбы зеленого волжского льда, его с зимы хранят в подвалах. Для ночного студа (в здешней степи даже в августе при северном ветре ночью бывает холодно) – бронзовый мангал с углями.

Купец остался доволен, похвалил Яшку.

Габриэлю полагалась смежная с хозяином комнатенка – маленькая, но отдельная. И там на подносе разложены тыковки, несколько больших реп, огромные крымские яблоки. Вырезай свои цветочки сколь пожелаешь, не обожрись. Чудище огляделось, кивнуло. Для дракона свирепого это была невиданная любезность.

У Яшки отлегло от сердца. Очень он боялся, что Габриэль потребует жить вместе с Бохом, чтоб оберегать безопасность господина. Для Шельминого замысла это было бы плохо.