Бох и шельма - Борис Акунин (2014)

Но страшенный человек, должно быть, знал, что в ордынской столице порядок и грабителей не бывает. Удовольствовался соседством.

С удобством разместились и кнехты.

В общем, все были довольны, а больше всех сам Яшка.

Ну, дева-змея, скоро будешь нашей.

Видение о благодарных душах

Утром засветло Яшка отбыл со двора. Сказал, что отправляется за настоящей едой, два с лишком месяца чепухой питались. И припасов, конечно, закупил. Но сначала посетил Железный рынок, потом Златокузнечный и еще Индийский, где торгуют дальние купцы с востока – не только из Индии, но из Китая, Персии, Аравии, Египта. Нашел самое нужное у краснобородого купчины из Исфагани. Лишь после этого заехал на Обжорный базар и накупил там всего, что любят немцы и чего Толстяк Якуб в караван-сарае не держит. Себе взял сладкого венгерского вина.

Город был великий, рынки раскиданы по разным концам, и пешком во все места Шельма нипочем бы не поспел, а на двух лошадях обернулся уже к полудню. Отдал на поварне распоряжения, как кормить-обихаживать немцев, и пошел к Боху за расчетом.

Так, мол, и так, пречестной хер, я свою службу исполнил, караван до места доставил, а теперь прошу выдать обещанное: половину серебром, половину золотом. Золото за пазуху спрячу, на серебро накуплю индийских благовоний, которые весят мало, а стоят дорого, отвезу в Новгород, продам.

Бох одобрил.

– Это правильно, – говорит. – Честный барыш надежней и прибыльней любого плутовства. Рад, что ты это понял. Мой тебе совет: потрать на товары не только серебро, но и золото, ибо деньги должны не бездействовать, а работать. Купи красного молотого перца. Он легче пуха, а в Риге и Ревеле идет по дукату за унцию.

От доброго совета Яшка растрогался, поклонился до земли, по-сыновнему обхватил немчина за круглые бока, облобызал в колено. Бох погладил его по вихрам.

– Жалко с тобой расставаться. Мои люди к тебе привыкли, не нахвалятся на твою расторопность. И мне без тебя скучно будет. Может, останешься? В Самарканд вместе поедем. А о плате сговоримся.

– В чужом краю хорошо, а дома лучше, – ответствовал Шельма, сердечно поблагодарив за ласку. – Нынче же съеду. Хочу только с дозволения твоей милости напоследок камарадов угостить. Чтоб добром поминали.

И попотчевал кнехтов, расстарался.

На столе были и давно нееденный пшеничный хлеб, и жареная-вареная говядина, и курятина-гусятина, и рубленое мясо в кишках – «вурст» называется (немцы любят), и пиво, купленное у богемского пивовара.

Габриэль со всеми трапезничать не садился, в дороге всегда жрал наособицу. Теперь тоже наложил себе в миску, чего хотел, и отбыл в свое логово. Так тому и следовало быть.

Через короткое время Яшка зашел к драконищу, спросил, всё ли ладно, и – от чистого сердца, в знак недержанья обиды за старое – поставил фляжицу с венгерским вином. Знал, что палач на сладкое падок. Габриэль понюхал, отпил – понравилось. Спасиба, конечно, не сказал, но нам и не надобно.

Через четверть часика заглянул Яшка в щелку. Сидит, жует-отхлебывает. Не набрехал ли краснобородый исфаганец про зелье?

Тревожно стало. Но еще малое время спустя наведался – дрыхнет! Откинулся, башку свесил, из пасти слюна висит.

Ай да персидская дурманная травка!

На дворе ждала нерасседланная после покупок верховая лошадь. В переметных сумах – всё потребное для дороги.

С бьющимся сердцем Шельма приблизился к Горынычу, щелкнул по носу – проверить, крепко ли спит.

Тот приоткрыл веко, но глаз был мутный, с широким черным зраком.

– Ладно, что уж так благодарить-то. Я же не сам, я только исполнял его волю, – сказал Габриэль на своем корявом немецком и застенчиво улыбнулся – на его свирепой роже оно было удивительно.

– Кому это ты? – спросил Яшка и осторожно дотронулся до застежки на кожаном поясе.

Габриэль хихикнул – ему было щекотно.