Огненный перст - Борис Акунин (2013)

– Зато я знаю. – Дамианос шепотом выругался. – Это не ручей. Вода поступает в город по секретной трубе. Проклятье! Это я научил славян, что любую крепость можно взять, если оставить ее без воды. Так Воислав захватил Стрежень – легенды об этом ходят по всей славянской земле. Если проклятый предатель покажет варварам, где можно перекрыть водопровод, Херсонес не продержится и трех дней…

– Кый хочет на рассвете услать этого человека, чтобы ты его не увидел. А тебе будет продолжать морочить голову своими сказками.

– Значит, дело надо сделать сегодня. Где поместили херсонесца, ты не спросила?

– Конечно, спросила. – Гелия гибко, как кошка, потянулась и зевнула. – Я ведь знала, что ты захочешь его убить… Под самым шатром терема есть маленький чердак. Как поднимешься по лестнице – справа. Там херсонесец и спит.

– Теперь я вижу, что аминтес-женщина может быть полезней любого мужчины. – Он потрепал ее по упругим волосам, развернул и подтолкнул в спину. – Иди. У меня мало времени.

– Убей его так, чтобы не было похоже на убийство. Не хочу, чтобы Кый меня заподозрил.

– Не учи меня моему ремеслу, девочка. Иди.

Труднее всего было подняться по скрипучей лестнице бесшумно. В некоторых местах, где ступени совсем рассохлись, пришлось ложиться животом на перила и подтягиваться на руках.

Зато нужную дверь Дамианос нашел быстро. Аминтесов учат искусству ночного зрения, поэтому, войдя в комнату, он сразу разглядел лежащего на скамье человека.

Смочить тряпку морфофором. Подкрасться. Зажать предателю нос и подержать.

Морфофор – это сонное зелье, после которого сам человек не просыпается. Только если кто-то растолкает в течение одного часа. Потом буди не буди – поздно. Глубокий сон становится смертью. Никаких следов не остается.

На всякий случай придется час покараулить на лестнице, в темноте – чтоб никто не вошел и не разбудил спящего. Потом можно возвращаться к себе.

Только и всего.

На цыпочках он приблизился к скамье, затаив дыхание и не сводя глаз с лежащего.

Еще пять шагов. Четыре. Три…

Вдруг из тьмы, с двух сторон, Дамианоса схватили крепкие руки. Приподняли, швырнули на спину, прижали к полу.

Щелкнуло кресало. Зажегся огонь.

На лавке лежал не человек – груда тряпья.

За руки и за ноги аминтеса держали четверо дружинников.

А у стены, подбоченясь, стоял, поблескивал глазами полянский князь.

Ловец в ловушке

– Как же ты его кончать думал? – спросил Кый с усмешкой. – Придушил бы?

Дамианос попробовал вывернуться, но воины навалились сильнее. Чтобы не вскрикнуть от боли, аминтес заскрипел зубами.

Мысли были короткие, рваные.

Как…? Почему…? Откуда…?

– Что молчишь? – князь подошел к скамье, сбросил на пол тряпье, сел. – Ты ведь знаешь по-нашему.

Появилась мысль чуть более длинная: «Всё пропало. Я погиб. Кончено». Но Дамианос испытал не ужас, а совсем другое чувство. Более всего оно было похоже на облегчение.

Одно кончено – жизнь. Зато начнется другое. Главное. То, что после смерти. Та, которая после смерти.

Мук, которым его могли подвергнуть перед неминуемой казнью, он не боялся. Аминтесов учат, как избежать страданий, если шансов на спасение нет. Есть несколько верных способов оборвать свою жизнь, даже когда связаны руки. Самоубийство, конечно, смертный грех и осуждается церковью, но многое из того, чему учат в Сколе, противоречит христианскому закону. В Гимназионе Слово Божье не преподают. И часовни там нет. Пирофилакс говорит: «Кто спасает ближних своих, уже душу спас, а в случае чего монахи отмолят». Хоть бы и не отмаливали – у Дамианоса своя вера.