Огненный перст - Борис Акунин (2013)

Вдруг раздался шум, и интересный разговор прервался. От центра лагеря к логову Змея-Урма двигались гурьбой десятка три воинов. Передние несли что-то на руках. Вот они вышли на пространство, освещенное кострами, и Дамианос увидел, что это мертвое тело.

– Урм! Урм! – кричали люди и еще что-то, сердитое и требовательное.

Труп они положили на землю, лицом вниз. Под левой лопаткой рубаха потемнела от крови. Удар колотый, определил Дамианос опытным взглядом. Нанесен ножом или копьем.

– Зарезали, – сказал емчанин. – Кто зарезал – не знают.

К толпе вышел слепой. Поднял руку с посохом – все замолчали. Потом заговорили снова, но теперь тихо, почтительно. Годи послушал, наклонил голову.

– Этот, который лежит, на ночь в караул встал. Около своего шипслаг. И кто-то зарезал, – пересказал емчанин, видно, хорошо знавший язык вэрингов.

– Что такое «шипслаг»?

– Руотсы, кто из одной деревни, один корабль строят. Плывут по морю вместе. На земле один дом строят и тоже живут вместе. – Местный волхв показал на бревенчатые казармы. – Чужих к себе не пускают. Даже других руотсы.

Жреца под руки подвели к мертвецу. Годи тяжело опустился на колени, стал ощупывать рану. Поднес ко рту окровавленный палец. Понюхал, лизнул. Сказал что-то, от чего по толпе прокатился ропот.

– Говорит, свой зарезал. Так кровь шепчет. Говорит, один из вас зарезал! – поразился емчанин. – Хэй, какой большой колдун! Всё видит!

«Конечно, свой. Не чужой же, – подумал Дамианос, не впечатлившись. – Земляк из своего же шипслага, к кому часовой не боялся повернуться спиной. Можно было не нюхать и не лизать. И так ясно».

Урм поднялся, стукнул посохом, возвысил голос.

– Говорит, в ряд вставайте. Буду нюхать каждого.

Артельщики зароптали, но повиновались – выстроились кругом, в центре которого находился годи.

Тем временем у капища собирались и другие русы – шли и бежали со всего лагеря. Столпились уже несколько сотен человек, и прибывали всё новые.

Аминтес с любопытством наблюдал за действиями жреца и заодно присматривался к артельщикам из шипслага. Как же Урм определит, кто из них убийца?

Годи кланялся орлу, шевелил губами, время от времени бил посохом о землю. Молитва сначала была тихой, почти беззвучной, но постепенно голос креп, делался пронзительней и превратился в песню со странным, трудно уловимым мотивом. Удары стали ритмичными, тело певца мерно покачивалось, голова запрокинулась, седые косы бороды мотались из стороны в сторону.

Люди, стоявшие в круге, а за ними и зрители тоже закачались – все разом, в одном и том же темпе. Это выглядело так, будто завывания колдуна подняли ветер и по толпе пошли волны.

– О-о-один! – оглушительно возопил Урм, перевернул посох острым ножом книзу и вонзил его в землю.

Все замерли. Стало очень тихо.

Тогда жрец, вытянув руки, пошел к корабельной артели. Нащупал одного, взял за ворот, притянул к себе и стал обнюхивать лоб. Оттолкнул, переместился к следующему.

Слышалось лишь сдавленное дыхание толпы да потрескивание костров.

«Всё понятно, – сказал себе аминтес. – У страха есть запах. Животные его чуют, поэтому при дрессировке хищного зверя бояться нельзя. Слепые часто обладают не только острым слухом, но и тонким обонянием. Все варвары суеверны. Преступник, зная о колдовских способностях Урма, сейчас стоит и обливается холодным потом».

Дамианос и без обоняния уже догадывался, кто убийца. Высокий костлявый рус беспокойно ерзал и кусал губы. По мере того, как приближался жрец, смятение всё усиливалось.

Вот годи притянул его к себе, обнюхал – и что-то крикнул.

Все взревели, а тот, кого объявили убийцей, опустил голову и закрыл ладонями лицо. Он даже не попытался отрицать свою вину. С него уже снимали пояс и меч, вязали руки за спиной.

– Великий колдун, – сказал емчанин с восхищением. – Меня отпустит. Понюхает и отпустит.