Мой ненастоящий - Джина Шэй

— Так что же вы придумали, — повторяю я, — что от меня требуется?

— О! — глаза у Ланы торжествующе вспыхивают. — Ничего особенного. Быть несчастной. Плакать. Показывать следы побоев и рассказывать о жестокости Ветрова и о том, как ужасно он с тобой обращался. Как он рассердился на то, что ты попыталась найти доказательства. Как сорвался с катушек и избил. Справишься?

— Избил? — я повторяю медленно, все еще не догоняя мелкие детали этого плана. — Но ведь ничего такого не было. Это не сработает. Для доказательства этого обвинения нужны следы физического насилия. Их у меня нет.

— О, за этим дело не станет, — Лана улыбается так, что у меня кровь в жилах стынет, — к тому моменту, как сюда приедет полиция, у тебя все будет, Рита. В таком количестве, что в жестокости Ветрова никто не усомнится.

Волосы на моей голове начинают становиться дыбом.

Она ведь не серьезно?

24. Маргаритка

— Ничего не выйдет, — произношу я, раньше чем успеваю придумать цивилизованный вариант посыла, — Владислав Каримович отобьет эти обвинения. Он опытный юрист.

— Влади — не единственный опытный юрист в Москве, — в светло-зеленых, с густой поволокой глазах Ланы не меняется абсолютно ничего, — у моей семьи есть такие адвокаты, которые из косого взгляда повод для иска на три миллиона найдут. Главное, не расходиться в показаниях. Я буду плакать о жестокости Ветрова, прорывавшейся в отношениях. Расскажу, что порвала с ним под первым благовидным предлогом. Ты — о том, как он фальсифицировал ваш брак, а после насилием и угрозами держал тебя чуть ли не на цепи, пока я тебя не спасла. Мы просчитали несколько временных лакун, когда у него не было алиби. И твою речь для полиции мы еще порепетируем. А после — раздуем это во все газеты и блоги, откреститься от обвинений у него получится очень вряд ли.

У меня пересыхает во рту.

Все продумано. Все так хорошо продумано, что от ужаса волосы на спине встают…

— Ему будет не до тебя, Марго, — вклинивается Юра, — такой скандал неизбежно ударит по бизнесу Ветрова. Такой удар по репутации. А там… Его утопят. Быстро утопят. У него много недоброжелателей, да и Михальчук поддержит. Ты в деле?

В деле ли я?

Когда я соглашалась на то, чтобы избавиться от Ветрова — я не предполагала, что речь пойдет о настолько глубокой подставе. Думала, может, у Городецкого как у приближенного лица есть тот компромат, до которого пока я не могла добраться. Он был так уверен… Господи, и чем я думала? Почему удовлетворилась туманным «давай объяснимся позже, без его прослушки»?

И это все не говоря уже о том, что пройти через побои предлагается именно мне.

— Объясняйтесь, голубки, — пока я теряюсь с ответом, Лана грациозно поднимается с кресла, — объясняйтесь и займитесь делом. Я девочка хрупкая, чувствительная, не привыкла смотреть, как бьют женщин.

Бьют.

Я делаю короткий шажок от Городецкого. Лана самоустраняется, а значит, приступать к делу предполагается именно ему. Догадка отважная и ужасная одновременная.

Ему?!

— Мы так не договаривались, Лана Викторовна, — хрипло роняет Юрий, и на его лице обостряются желваки на скулах.

— Котик, я тебе за что заплатила? Чтобы ты ломался и выкаблучивался? — раздраженно огрызается Лана. — Я купила всего тебя, с потрохами. Не хочешь выполнять моих распоряжений — что ж, приятного тебе рейса к Ветрову. Только транзакцию по твоему счету я отзову.

Тонкие каблучки цокают по паркету.

В комнате остаемся только я и Городецкий. И оглушительная тишина между нами. Он на меня не смотрит…

— С-с-стерва… — тихо шепчет Городецкий, сжимая кулаки. Это не мне, это Лане. Но что-то я не вижу, чтобы эти кулаки сейчас обращались против обозначенного врага.

— Юр, ты ведь не будешь… Ты ведь не такой… — выдыхаю, слабея, с каждым словом.