Игра Подсказчика - Донато Карризи (2020)

Они снова отошли к лестнице, чтобы не смущать Свистуна. Но Тимми уже провалился в свой собственный ад и не обращал на них никакого внимания.

– Черная роза указывает на то, что между монстром и его первой жертвой существовала особая связь, – уверенно проговорила Мила, возвращаясь к своей изначальной версии. – Он выбрал девушку не потому, что у нее были светлые волосы и она носила очки; наоборот, он выбирал всех остальных потому, что они были на нее похожи.

Леа Мьюлак была, как выражаются криминологи, «матричной жертвой».

Убеждение бывшего агента полиции окрепло после того, как она увидела черные бутоны в зимнем саду. Заботливый уход за этими цветами, а еще красноречивый жест преступника, который в каждую годовщину исчезновения девушки оставляет розу на ее пустой могиле, свидетельствует о болезненной привязанности, со временем обернувшейся ненавистью, разъедающей душу.

Бериш тоже начал склоняться к тому, что такая версия более чем основательна.

– Вот почему убийце все равно, кого душить, студенток или проституток: Леа – его образец, главное, чтобы каждая была на нее похожа.

– Нужно выяснить, почему это для него так важно.

– Согласен.

– Думаю, убийца во власти наваждения, от которого не в силах избавиться.

– Теперь, когда мы знаем, что эти двое были знакомы, может, стоит поискать в университетских кругах? – предложил Бериш.

К этому предположению Мила отнеслась скептически:

– Ты слышал, что говорила ее мать? Леа только что поступила в университет, была в том мире новенькой: ей бы не удалось, она бы попросту не успела стать предметом чьих-то извращенных фантазий.

Мила хорошо знала, что наваждение, одержимость, обсессия не возникает при случайном знакомстве, чтобы укорениться, ей нужны годы. Годы взглядов украдкой, жестов, оставшихся непонятыми. Часто жертва не подозревает, что ей адресованы особые знаки внимания. И когда наконец одержимый поклонник набирается смелости и обнаруживает себя, она не понимает, каковы его истинные намерения. И тогда каждая ее реакция, самая незначительная, воспринимается как отказ. Разочарование становится невыносимым, и отвергнутый воздыхатель видит в былом идеале врага, которого следует уничтожить.

Ведь если ее уничтожить, она не будет принадлежать никому, а значит, навсегда останется с ним.

– Думаешь, Леа, сама о том не догадываясь, стала наваждением для кого-то из знакомых? – спросил Бериш, уже пытаясь набросать профиль серийного убийцы.

– Не знаю, но представляю себе кого-то из ее прошлого, когда она была еще несовершеннолетней. Кого-то, кто набрался смелости и объяснился, когда она уже поступила в университет; подступился к ней, только чтобы ее не потерять.

То, как Леа выглядела, не так уж и важно, подумала Мила. Ее внешность сыграла первостепенную роль в выборе прочих жертв, но могла и не быть решающим фактором для того, кто был девушкой очарован.

– Жертву часто возводят на пьедестал не за особые внешние данные, – проговорила она вслух. – Но просто потому что в глазах монстра она является чем-то недостижимым… запретным.

– Может быть, он ждал, пока Леа достигнет совершеннолетия, потому, что объясниться раньше ему мешала должность, – предположил Бериш.

– Что скажешь насчет преподавателя в лицее? – высказала Мила гипотезу. – Помнится, в тот период, когда она пропала, поступали сигналы о том, что школьницы подвергаются домогательствам, но никого не привлекли к ответственности.

– Почему в деле об этом ни слова? – засомневался Саймон.

– То были всего лишь слухи, и дело забрали у нас прежде, чем мы смогли их проверить.

– Но мысль о том, что речь идет о взрослом, не лишена оснований, – убежденно проговорил Бериш. – Поеду-ка я в школу, где училась Леа Мьюлак, наведу справки об учителях: может, и выплывет наружу что-нибудь интересное.

Мила обрадовалась: именно этого она и хотела.